Читать книгу "Крапивник - Екатерина Концова"

справедливости ради, ребёнок в маске из крема физически не может выглядеть хорошо, поэтому из нас троих только у папы было нормальное выражение лица.

Загасив амулет, я взяла второй. Здесь мы были с мамой в цветочном магазине. Она склонилась над какой-то рассадой, а пятилетняя я тащила к ней не оплаченную вазу с розами. Отец, не попал в поле зрения амулета, но от души посмеялся, когда мама заметила «букет, который я ей подарила», и легко согласился купить его.

Третий амулет помнил, как он читал мне сказку, а заснул сам. Это воспоминание сохранила уже мама и долго подкалывала папу по этому поводу.

Следом попалось изображение со свадьбы родителей.

Потом какой-то зимний вечер. Мы сидели втроём за столом, с вишнёвым пирогом. Мне было всего года три, и я не знала предысторию этого портрета. Очевидно, её и не было, потому что единственное, что мама вспомнила о нём — это то, что я выела из пирога всю начинку.

Ещё два амулета я не включала. Они мне не нравились. В одном мы всей семьёй просто позировали для портрета, а во втором папа стоял с каким-то приятелем, с которым они вместе после академии служили в горячей точке. Единственная ценность этих портретов для меня была в том, что они всегда лежали у папы на работе, на столе, в правом углу.

Последний амулет помнил нас с папой за месяц до его смерти. В тот день у меня впервые получилось призвать энергию. Мне было одиннадцать, и я держала маленькую сиреневую искорку. Первое использование магии стоило мне одного обморока и почти недели общей слабости. Это ещё не так много. Папа говорил, что плохое самочувствие — это обычное дело, если пробуешь что-то впервые или после большого перерыва.

Я надолго остановила взгляд на полупрозрачных фигурах, непроизвольно растирая руки.

День повторялся в голове в мельчайших подробностях. На завтрак были блинчики, потом папа взял меня на работу. Он показывал мне некоторые разработки, охотно учил призывать силу. Я тогда сама к этому стремилась.

В очередной раз выгнув пальцы, я краем глаза заметила, как меж ними вспыхну небольшой огонёк.

Над ладонью сиял фиолетовый шарик, размером с дикое яблоко. От него в ладонь уходила тонкая ниточка, связывающая его с источником. Как будто на руке пророс маленький фиолетовый одуванчик.

Но вместо цветка в глазах застыл образ нестабильного артефакта. Безуспешные попытки отца исправить ситуацию. Щит, разрыв, крики, врачи, язвы, кровь…

Маленький шарик затрясся, как тот артефакт и так же взорвался, заполняя комнату лиловым свечением. Он не был разрушителен и пока не мог сделать ничего, что могло бы навредить, но, чувствуя выброс энергии, кошка за дверью зашипела, собака на улице залаяла, а артефакт-накопитель выключился.

Голова кружилась, тошнило, перед глазами всё плыло. Я кое-как добрела до кровати. Нервы и трёхлетний перерыв в занятиях дали о себе знать.

…

10. Луна.

…

Кассандра заглянула в комнату.

— Луна, ужин готов.

Я немного повернулась, медленно формулируя мысль, но девушка, взглянув на моё лицо, тотчас забеспокоилась:

— Всё в порядке?

— Мне плохо.

Она подошла и приложила руку к моему лбу.

— У тебя жар. Пойду-ка я скажу мистеру Адэру, и, думаю, позовём к тебе Крапивника.

— Угу.

Девушка шмыгнула за дверь, а я забралась под одеяло и снова провалилась в сон.

Не знаю, сколько точно прошло времени, наверное, около сорока минут, и снова раздался стук в дверь.

Я разлепила веки и оторвала голову от подушки:

— Да?

Ручка повернулась. В комнату вошёл Крапивник. Он повесил на гвоздь возле двери мокрый плащ.

— По меркам большинства людей, на улице просто отвратительная погода: дождь, ветер… — мужчина опустился на край кровати и улыбнулся, несмотря на сильную усталость, читавшуюся в каждой крохотной морщинке. — Уверен, в ближайшие дни я продам очень много средств от простуды.

Я улыбнулась в ответ.

— Как самочувствие?

— Не очень.

— Раз не очень, будем лечить. Рассказывай.

— Голова болит. Холодно.

— Ага. Дай руку.

Я высунула кисть из-под одеяла. Мужчина нащупал пульс холодной влажной рукой и, подняв на часы ясные тёмно-серые глаза, принялся беззвучно нашёптывать цифры.

Мне опять показалось, что я забыла о нём и его кличке что-то важное.

— Как Вас зовут? — я дождалась, когда врач закончит.

— Крапивник, — машинально ответил он и вскоре добавил. — Эдмунд.

— Да, это я знаю. Вы уже представлялись. А Ваша фамилия? — я села на кровати, голова кружилась.

Эдмунд — довольно редкое имя среди моих знакомых, но кого-то при мне так называли. Называли вместе с фамилией. Откуда-то из дальних уголков разума выкатилось смутное воспоминание. Кажется, отец называл так кого-то из друзей…

— Рио?

— Верно. Ну, давай, удиви меня, — врач закатал рукава рубашки. — Неужели кто-то в Трое-Городе ещё помнит мою фамилию?

Я отметила, что вены на левом предплечье выражены сильнее нормального и имеют нехарактерный серый цвет. Может, это как-то связанно с повреждением источника? При разломах по сосудам течёт энергия и, насколько мне известно, порой оставляет шрамы.

— Вы знали моего отца, — полу вопросительно, полу утвердительно сказала я.

— Понятно, — спокойно протянул мужчина, доставая из сумки ложку. — Покажи горло.

Я послушно открыла рот. Лекарь прижал мой язык плоским концом ложки и аккуратно заставил повернуть голову к свету.

— Мы с твоей матерью вместе поступили в академию. Роланд был старше, но мы общались иногда. А горло не болит?

— Не-а, — как могла чётко ответила я.

— Ну да, горло нормальное, — отложил ложку. — Температуру мерили?

— Нет.

Мужчина прижал руку к моему лбу:

— А она будет, — он прижал вторую руку к своей голове. — Или просто я холодный? Да, не, это в тебе проблема.

Зажав градусник подмышкой, я устроилась под одеялом.

Крапивник считал с часов время и тяжело вздохнул, потирая кончик длинного носа:

— Чувство, будто я что-то не сделал. Склероз развивается, что ли? Старею.

— Вам ведь всего тридцать четыре, — заметила я, приравнивая его возраст к маминому.

— Всего? Доживёшь до моих преклонных лет — запоёшь иначе, — засмеялся врач и упёрся в стену так, что мои ноги оказались в треугольнике из стены, кровати и его спины. — Замаялся я. Минут через пять про градусник напомни, ладно?

— Ладно.

Крапивник прикрыл глаз и почти моментально уснул.

Плотнее обернувшись одеялом, я, кажется, я тоже задремала, потому что следующим воспоминанием стал щелчок дверной ручки. В комнату шагнула Кассандра.

Она быстро закрыла дверь и подошла ко мне.

— Всё нормально. Меряем температуру.

Её взгляд упал на спящего врача. Кассандра с непониманием указала на это "чудо".

— Он устал, — объяснила я, отметив про себя, что звучит это