Читать книгу "В цветах ночи - Эльма Зеленжар"

солнца выглядел полуразрушенной сахарной фигурой на столе богатого вельможи.

— Серьезные раскопки Лилеона начались почти шесть лет назад, — рассказывал Белый, пока они шли вдоль улицы. — Меня создали примерно в то же время. Конечно, раскопки проводились и раньше, но без какой-либо системы и конкретной цели, кроме поиска сокровищ. Никого из этих копателей не интересовали сами джаалдары. И вот церковь поручила это дело Клаудио Сауресу. Тот быстро навел порядок в Лилеоне. Появился план, полная опись найденного. Останки начали отправлять на перезахоронение в Апарон. Потом наткнулись на Первый Храм. Да…

Они как раз пришли к дверям упомянутого храма. Белый провел руками по грубо вытесанным дверям.

— Господин Саурес был одержим этим храмом, — продолжил гомункул. — Остальной город перестал для него существовать. Наверное, поэтому у него и возник конфликт. Незадолго до смерти его вызывал к себе главный жрец, и господин Саурес вернулся очень расстроенным. Кричал, ударил своего гомункула, даже мальчишке досталось.

— Мальчишке? — Терций встрепенулся. — Гомункул?

— Нет, мальчишка был человеком. Служил на посылках. Ребенок кого-то из его слуг, я так полагаю.

«Мальчишка на посылках. Нужно найти его и расспросить».

— Спасибо за информацию, — сказал Терций. — Может, вы заметили что-то еще накануне убийства? Днем, вечером, ночью? Все, что угодно.

Белый удивленно посмотрел на Терция:

— Господин вы… интересуетесь моим мнением?

— Да. Любая деталь может быть очень важна.

Белый посмотрел на Терция, потом на Амико у него за плечом, а затем сказал:

— Господин вернулся крайне расстроенным. Заперся в храме и запретил кому бы то ни было его беспокоить. Это место хорошо охраняется, но никто ничего не заметил и не поднял тревогу, даже гомункул Сауреса. — Белый сделал несколько шагов к храму, уперся спиной в его двери. — Я нашел Мирко здесь. Наверное, он стоял, как и обычно, вот так. — Гомункул еще раз толкнул лопатками двери.

«Странно. Он должен был видеть нападавшего и подпустить его очень близко».

— Думаете, Мирко знал убийцу?

— Я всего лишь гомункул. Не выучен делать какие-либо выводы, только подмечать детали и записывать их. — Гомункул достал из складок одежды книжицу, пролистнул в конец. — Здесь я написал об этом.

Он продемонстрировал запись Веласко.

— Вы постоянно все записывали? — спросил Терций.

— Да. На случай, если важные документы господина Сауреса будут утрачены или испорчены.

— Я могу взять их на изучение?

Белый заметно вздрогнул:

— Я бы не… Понимаете, они нужны мне для работы.

— Но пока у вас нет работы. Я верну их, как только прочитаю.

Будь перед Терцием гомункул попроще, то замер бы статуей до прихода хозяина, который помог бы разобраться в ситуации. Но этот был умен и самостоятелен. Наконец, Белый протянул Терцию записи и прошептал:

— Верните их как можно скорее и никому не говорите, что я их вам давал.

Терций благодарно прижал книгу к своей груди.

— Еще один вопрос, — сказал Веласко. — Кто из знакомых Сауреса ходил на раскопки?

— Многие. Представители церкви часто посещали с инспекцией. Сам Бенито Кальдерон бывал несколько раз. Ученики задерживались до ночи.

— Родные, слуги?

— Только Мирко и Винченте.

Больше расспрашивать гомункула было не о чем. Они поклонились друг другу и разошлись в разные стороны. Всю дорогу обратно Амико хранил удивительное молчание.

— Говори уже, — сказал Терций. — Чувствую, ты о чем-то задумался.

— Я не хочу оказаться на его месте, — признался гомункул. — Чтобы меня оставили на руинах, где нет ни души и где бы я медленно сходил с ума. — Он посмотрел на Терция. — Пожалуйста, хозяин, никогда не давайте мне такого приказа.

Веласко положил ладонь ему на макушку:

— Не буду.

Ему и самому было жаль Белого. Было в этом что-то изощренно жестокое: создавать нечто настолько умное — и заточать в канареечную клетку.

По возвращению Терция ждал неприятный сюрприз. Сильвия Младшая пропала из дома. Первым делом Терций подумал о самом страшном, но старуха быстро созналась:

— Дуреха… Он давно связалась с каким-то матросом из Галлы. Все говорила, что сбежит с ним. Вот и сбежала. Заодно прихватила серебряные ложки и канделябр. — Старуха расплакалась. — Это все моя вина, господин. Слишком уж сквозь пальцы я смотрела на ее проделки.

Терций подавил желание сейчас же выставить ее вон. Время слишком сильно изнашивает людей. Раньше Сильвия была сообразительной и бойкой, а теперь еле шевелится и плохо соображает. Раньше Альваро Молина щеголял выправкой кавалериста, а теперь расплылся, как переспелая хурма. Дом тоже зарос пылью, паутиной и обветшал. Того и гляди развалится на глазах. Сколько еще на его голову свалится проблем?! Наконец, Терций выдохнул.

— Ничего, Сильвия, — процедил он. — Паршивая овца есть в любом стаде.

«И вокруг сплошь они. Паршивые овцы».

Терций заперся в кабинете и начал читать записи белого гомункула. Тот скрупулезно описывал каждый день. Сколько песка отгрузили, какой глубины была яма, сколько и каких костей подняли из нее. Терций не был большим экспертом в области джаалдаров, ему ничего не говорило описание чаш, одежды и прочей утвари. Но вот с появлением в записях Первого Храма стало интересней. Судя по заметкам гомункула, там нашли очень богатое захоронение. Особенно Терций зацепился за строчку: «Четыре свитка господин Саурес оставил при себе для пристального изучения». Эти свитки то и дело всплывали в последующих записях.

«Господин Саурес снова изучает свитки. Пометка: напомнить ему сдать их работникам церковного архива»

«Господин Саурес закончил перевод иероглифов на стенах Первого Храма. Пометка: поместить свитки в ячейку с переводом. Господин настаивает на их связи.»

«Интересно, где сейчас все эти записи? — задумался Терций. — Да и сами свитки? Их не обнаружили на мертвом теле. Могли ли его убить из-за этих свитков? Нужны ли они темным эльфам? Яззару? Загадка. Однако Молина умолчал, что у церкви с Сауресом был конфликт. Нужно обязательно поговорить с ним об этом».

Вечером пришел Иззе, измотанный, запыленный. Одежда испачкана в земле, словно он крался огородами.

— Поиски Яззара прекращены, — почти с порога огорошил он Терция. — Его слуг нашли убитыми. Лежали, хорошо схороненные в куче мусора.