Читать книгу "Солнце и Крест - Владлен Борисович Багрянцев"

старого литовского жреца. Конечно, не друзья. Если адептам Перкунаса и других старых богов пришлось скрываться в лесу, а не свободно разгуливать по улицам имперской столицы. Ну что ж, тем хуже для сибирцев. Не стоило им предавать его. Они такие же, как и крестоносцы. Предательское отродье Велняса! Так пусть убьют друг друга. Этот мир станет чище.

Август спустился в подвал, куда бросили одурманенных и связанных рыцарей Ордена. С двумя стражниками, охранявшими подвал, он расправился без особого труда. Тевтонцы уже понемногу приходили в себя, катались по полу и стонали, пытаясь понять, что же с ними произошло. Каттерфельд окинул их внимательным взглядом и перерезал веревки на руках Альберта фон Хаузера, которого счел самым безобидным.

— Что… с нами… случилось… — прохрипел Альберт, пока безуспешно пытаясь встать на ноги.

— Ничего не спрашивай, — ответил Август. — Ваше оружие и доспехи свалены у входа. Татары заняли крепость. Они все прибывают и прибывают. Поторопитесь!

Вот теперь можно вернуться на капище Перкунаса.

У ворот крепости ему преградили путь два татарских воина.

— Куда-то направляешься, предатель?

«Их всего двое», — подумал Каттерфельд. — «Как и стражников у входа в подвал. Я легко с ними справлюсь…»

— Не ваше дело, — резко бросил он. — Вот охранная грамота от вашего господина. Вы обязаны пропустить меня.

— Ты хотя бы знаешь, что здесь написано, глупец? — ухмыльнулся татарин. — Нет? Ну так я тебе растолкую. «Именем государя, подателя сего — казнить!»

«Их всего двое…»

Их было трое. Третий, ранее незамеченный, подошел сзади и ударил литовского перебежчика кривым татарским мечом в спину. Последнее, о чем успел подумать Август фон Каттерфельд, так и не успевший вернуть себя настоящее имя — старый жрец был прав, тысячу раз прав. Надо было выбрать жизнь — но он выбрал смерть, и потому сгорел в огне мести.

Валия аль Кабир тем временем бродила по темным коридорам замка, проверяя посты и строя планы на грядущий день. От грандиозных мыслей ее отвлек человек в белом плаще крестоносца, на которого она наткнулась на одном из нижних этажей.

— Ты все еще здесь?! — зашипела она. — Я же велела тебе бежать!

Альберт фон Хаузер собрал в кулак все свои силы и ударил ее в горло тонким узким стилетом — «кинжалом милосердия», который рыцари использовали для добивания поверженных противников. Валия пошатнулась и рухнула прямиком в подвал, из которого только что выбрался Альберт. «Пусть расколется земля и поглотит меня…» — успела вспомнить она, прежде чем окончательно растворилась во тьме.

— Скорее, братья! — повысил голос фон Хаузер. — Поднимайтесь наверх и вооружайтесь. Скоро рассвет!

Им не удалось приготовиться к восстанию без лишнего шума. Один из сибирских патрулей, обходивших крепость, забрел на нижние этажи, где завязалась стычка. На лязг оружия прибежали другие татары, и тогда разгорелось полноценное сражение. Теперь уже не было смысла соблюдать тишину и осторожность. Крестоносцы прорвались наверх, во внутренний двор замка, где их встретили основные татарские силы — успевшие правильно построиться, ничуть не хуже, чем дисциплинированная европейская армия; их строй сверкал щитами и ощетинился пиками. И тогда Бруно фон Кислинг повернулся к своим товарищам и воскликнул:

— Вот он, наш Танненберг, братья! Снова, как и двести лет назад мы стоим на границе света и тьмы, позади нас — весь христианский мир, а перед нами — орды азиатских язычников, неверных, еретиков и предателей! И снова мы победим! Потому что Отец небесный следит за нами, а святой отец в Риме молится за нас! А после победы мы снова пойдем на восток, до последнего моря, до самого края Вселенной! И никто — никто нас не остановит! Потому с нами Бог! Вы слышите?! Он с нами! Gott mit uns!

— GOTT MIT UNS!!! — подхватили тевтонские рыцари и ринулись в горнило сражения — словно карающие ангелы Господа, словно земные воплощения смерти самой! Такими их и запомнили татарские воины — те немногие, кто уцелел после битвы; те немногие, кто успел что-либо разглядеть, перед тем, как первые лучи восходящего солнца отразились от германских клинков и ослепили их — надолго или навсегда. А потом не было ничего — кроме беспросветного красного тумана, лязга мечей и криков ярости, гнева и боли, извергаемых сотнями, тысячами, десятками тысяч глоток; криков, от которых равно содрогнулись земля — до самых темных глубин и небеса, до самых далеких звезд.

«…Пылала заря; воздух стал прозрачен после дождя, и кровавое побоище было видно как на ладони, необъятное, дымящееся; повсюду виднелись горы конских и человеческих трупов, торчали обломки копий, рогатин и кос, руки, ноги, копыта; усеянное десятками тысяч тел, скорбное поле смерти простиралось далеко-далеко, исчезая на горизонте из глаз.

По необозримому этому кладбищу сновали слуги, собирая оружие и снимая с убитых доспехи.

А вверху, в румяном небе, уже кружили орлы, и стаи воронья громко каркали, радуясь добыче».

Генрик Сенкевич, «Крестоносцы».

+ + +