Читать книгу "Золотой камертон Чайковского - Юлия Владимировна Алейникова"

мне кажется, она искренне в него влюбилась.

– А кем работала Лариса Щеголева до замужества?

– Если не ошибаюсь, училась в аспирантуре, что-то связанное с литературой, – с сомнением проговорила Мария Александровна.

– А Анна Альт, она работала, у нее была какая-то специальность?

– Да, какое-то время после замужества она еще работала в какой-то лаборатории. Может, в поликлинике? – предположила неуверенно Мария Александровна. – Она не любила говорить о работе, считала ее непрестижной.

– Скажите, а вы знали, что у Модеста Щеголева был золотой камертон, принадлежавший прежде самому Чайковскому?

– Золотой камертон? Что-то не припомню, – вновь задумалась Мария Александровна. – Нет, не знала.

Значит, Анна Альт работала в лаборатории, и романчик у нее со Щеголевым все же был, радостно потирал ладони Евграф Никанорович, покидая квартиру Марии Бессоновой. Сопрано оказалась бесценным источником информации.

Оставалось еще допросить Гудковского и Минкина.

– Что, с кем был роман у Модеста? – нервно сжимая и разжимая ладони, переспросил Исаак Борисович. Евграф Никанорович наведался к Минкину прямо в антракте концерта. Тот, счастливый, возбужденный, в концертном фраке, с охапкой букетов в руках, легко впорхнул в свою гримерную и растерянно замер на пороге, заметив сидящего в углу на стуле Евграфа Никаноровича.

Капитан, приземистый, кряжистый, в старом потертом пиджаке и давно не глаженных брюках, плохо вписывался в окружающую среду. Зеркало в обрамлении ярких ламп, пестрые афиши, напыщенные портреты известных артистов с дарственными подписями, цветы в вазах, вышитая старинная ширма в углу, кресло с резными подлокотниками возле туалетного столика. Изящный мир искусства. Поэзия. Евграф Никанорович же являл собой яркий образец наискучнейшей прозы. Серой, повседневной, лишенной искры привлекательности.

– Зд-драсте, – пугливо поздоровался Исаак Борисович, неосознанно пятясь к двери.

– Добрый вечер, товарищ Минкин, заходите, – пригласил музыканта Евграф Никанорович. – Проходите, вам же отдохнуть нужно в антракте. А я займу вас всего минут на пять, не больше, – пообещал капитан.

Минкин бочком вошел в гримерную, прикрыв за собой дверь.

– Скажите, у Модеста Щеголева был когда-нибудь роман с Анной Альт?

Этот простой вопрос поверг Исаака Борисовича в длительный ступор.

– Возможно, не сейчас, а в прошлом? – подтолкнул его Евграф Никанорович.

– Понятия не имею. Я, видите ли, не слежу за личной жизнью коллег. Я сам не женат, у меня мама болеет, – пояснил свою позицию скрипач. – А со Щеголевыми и Альтами я встречаюсь крайне редко, только по большим праздникам или в сборных концертах. У меня мама болеет, я должен за ней ухаживать и не могу надолго оставлять ее одну.

– Что-то серьезное? Она у вас не ходит? – сочувственно поинтересовался Евграф Никанорович.

– Нет, отчего же? – неожиданно обиделся Минкин. – Ходит, разумеется. И даже выходит на прогулки.

– А что же у нее тогда?

– Просто слабое здоровье. Сердце, давление, слабость, ей требуются повышенная забота и внимание, – с вызовом ответил Минкин, и Евграф Никанорович взглянул на него с жалостью.

– Значит, о взаимоотношениях Модеста Щеголева с женщинами вам ничего не известно?

– Нет. Я не старая сплетница, – гордо дернул тощей шеей скрипач.

Старая сплетница, сообразил Евграф Никанорович и поспешил проститься.

Исаак Минкин проживал с матерью в небольшом флигеле во втором дворе старого доходного дома. Дворик был маленький, с дровяными сараями и шаткой деревянной лестницей на второй этаж.

– Вам кого? – раздался из-за обитой старыми ватниками двери высокий надменный голос.

– Минкины здесь проживают?

– Здесь. Представьтесь пожалуйста, – не торопилась открывать дверь хозяйка.

– Уголовный розыск, капитан Рюмин, – громко и четко сказал Евграф Никанорович, так что эхо во дворе повторило его слова, а где-то хлопнула форточка.

Дверь мгновенно отворилась.

– О боже, что за манера так громко кричать! Я прекрасно вас слышу! – укоризненно прошептала полненькая цветущая гражданка неопределенных лет, втаскивая Евграфа Никаноровича в полумрак прихожей.

– Розалия Карповна Минкина, – представилась она строго, щелкая выключателем.

Маленькую прихожую залило бледным желтым светом.

– Итак, что вам угодно? – поджав ярко накрашенные губы, спросила хозяйка.

– Я расследую смерть Модеста Щеголева.

– И что же вы хотите от меня?

– Помощи, разумеется, – мягко пояснил Евграф Никанорович.

– Ах, вот оно что. Но я, признаться, не совсем понимаю… Я, конечно, была знакома. Но все же… Давайте пройдем в комнату, – спохватилась Розалия Карповна.

Комнатка, куда пригласили капитана, была маленькой, но уютной. С низкими подоконниками, кружевными занавесочками, старинной громоздкой мебелью и множеством вышитых подушечек, салфеточек и вазочек.

– Садитесь где удобно, – позволила хозяйка, устраиваясь в кресле у окна. – Итак, чем же я могу вам помочь?

– Я слышал о вас как о человеке очень глубоком и наблюдательном. А мне важно прояснить некоторые подробности жизни покойного Модеста Петровича.

– Ну разумеется, чем смогу, – Розалия Карповна была явно польщена.

– Скажите, у Модеста Щеголева был роман с Анной Ивановной Альт? И вообще, с кем из женщин он состоял в отношениях?

– О, это сложный вопрос, я не могу всего знать, но, прежде чем уйти на пенсию, я работала в консерваторской канцелярии, а там, знаете ли, чего только не услышишь, – извиняющимся тоном сообщила Розалия Карповна.

Евграф Никанорович с энтузиазмом закивал.

– Так вот, поговаривали, что после войны, когда Альты жили у Щеголева, что-то такое было, сам Семен Альт, конечно, ни сном ни духом, знаете, как бывает в таких случаях, супруг всегда узнает последним. Поговаривали даже, что Модест собирался жениться на Анне. Но вскоре после этого он встретил свою нынешнюю супругу, и что бы там ни было между ним и Анной Альт, все это ушло в прошлое.

– А как вы думаете, Анна Альт сильно переживала эту историю?

– Ну, мне трудно судить… – развела пухлыми ручками Розалия Карповна, – но знаете, – тут же перешла она на театральный шепот, – одна моя знакомая, она тогда соседствовала со Щеголевым по коммунальной квартире на Невском проспекте, рассказывала, что Анна, узнав об отношениях Модеста Петровича с Ларисой, грозила покончить с собой. Но все это, разумеется, сплетни. Анна жива-здорова, живет с Семеном и в ус не дует.

– Гм. Ну а что вы можете рассказать о Гудковском?

– Анатолии? А что о нем рассказывать? В гении он не выбился, так, крепкий середняк. Жены у него нет, детей тоже. Со Щеголевым, Альтом и моим сыном дружен еще с консерватории. Никаких сплетен о нем не ходит. Хотя нет. Было пару лет назад. Ухаживал он за генеральской дочкой, вроде все к свадьбе шло, но закончилось скандалом. Что там точно случилось, не скажу, но свадьбу отменили за несколько дней до даты регистрации. Вот, все, пожалуй.

– А что вы можете рассказать о Марии Бессоновой?

– Выскочка, хотя и не без таланта, – скептически поджала губы Розалия Карповна. – Приехала откуда-то из провинции, была совершенно дремучая девица, никаких манер, хотя голос был, безусловно, выдающийся, ну и фигура, разумеется, этакая кровь с молоком. Исаак просто голову потерял, еле удержала его от безрассудной женитьбы, – сердито рассказывала Розалия Карповна. – Он был совершеннейший мальчишка, она просто охмурила его, запутала, он голову потерял, а она и рада, из общежития в отдельную квартиру, в приличную семью… К счастью, у нее вскоре появился какой-то воздыхатель со стороны, и она выскочила за него замуж. То ли конструктор, то ли летчик-испытатель, уж не помню.

Евграф Никанорович с интересом смотрел на Розалию Карповну. До сих пор ему никто и словом не обмолвился об отношениях Бессоновой с Минкиным, а, впрочем, он же интересовался только Модестом Щеголевым, но все равно круг консерваторских друзей оказался гораздо теснее, чем представлялось на первый взгляд.

– Ну а доктора Тобольского вы знаете?

– Вениамина Аркадьевича? Ну, разумеется. Он мой спаситель,