Читать книгу "Экстерминатор - Антон Чернов"

угробиться и не угробить тех, кому предложу войти в отряд. Потому что это будет не «приказное распределение», а именно предложение соученикам. И не только экстерминаторы: оператор-аналитик и полевой медик в отряд регламентно входят. И вообще — надо ознакомиться подробно. И… покинуть учебку, хотя бы на пару часов. Есть человек, который несмотря на пьянство, может мне помочь. И советом насчёт людей, да и насчёт меня: всё же в определённом смысле, Степаныч заменил мне погибших в экспедиции родителей. Спасатель и медик они были, чем, в общем-то, мой путь в учебку и определили. А после похорон чиновник социального департамента прямо спросил, после теста у медика: иду ли я в приют или начинаю жить самостоятельно, имея до совершеннолетия некоторую пенсию-дотацию? Я тогда решил — сам, да и не пожалел.

Но Степаныч оказался тем, кто в определённом смысле заменил мне отсутствующих родителей. Можно и без его советов обойтись. Но… не нужно. Да и следовать этому совету или нет — я ещё подумаю. Но получить его — точно надо.

4. Первый блин

Мои родители, ну и я, соответственно, жили в «чиновном квартале», жилых блоках, предназначенных для служащих города. Была ли разница с обычным гражданским или коммерческим жильём — я толком не знал. Площадь была явно больше социальной нормы, а в остальном — квартира как квартира, большую часть комнат которой я просто запер, запуская раз в два-три месяца робоуборщиков. Мне было не нужно, да и воспоминания…

Но вот что было точно удобно, так это расположение квартала относительно учреждений, в том числе и учебки. Многие из соучеников жили в кампусе не из-за учёбы и отсутствия времени, а просто потому, что до дома им добираться выходило час, а то и два. Только в одну сторону, с пересадками монорельса!

Мне же было достаточно пройти пару километров до жилого блока, так что в учебке, до своего нового назначения, я задерживался исключительно по делу, в смысле учёбы-тренировки, да и раз десять за почти пять лет учёбы. Правда, возникал не слишком удобный момент: Степаныч, единственный из моих соседей, с которым я общался…

Кстати, довольно занятно вышло с соседями. Первые недели после гибели родителей ко мне подошли, кажется, все обитатели жилого блока. Предлагали помощь, сочувствовали. А я огрызался, естественно, хоть и без особого хамства. И — отстали. А потом я узнаю: я — наркоман, проститутка и асоциальный элемент, порочащий память достойных родителей. Такие «милые» разговоры ходили среди соседушек, ставших при встрече отводить глаза и отмалчиваться на приветствия.

Возмущался, естественно, грубил — но плюнул. А Степаныч, который с соседями общался исключительно направлениями, куда им идти, потом объяснил. Всего я тогда не понял, да и сейчас не до конца понимаю этих глупых людей. Но мне надо было плакать и благодарить — тогда мне бы помогали. А на моё взрослое поведение последовала реакция… Ну, в общем, соседи внутренне считали, что «должны помочь сироте». При этом — тратить время и силы на это не хотели, если их не просить и не благодарить. И это противоречие привело к тому, что вариант с гадким мной оправдывал их бездействие в собственных глазах. Довольно идиотская ситуация, когда десятки взрослых людей вместо простого равнодушия видели во мне этакое «зло», причём из-за своих же ратоморфов в их головах. Но людям такое свойственно, что мне Степаныч наглядно и на примерах показал. Не говоря о том, что я в этом примере жил.

Через несколько лет «общественное мнение» вроде как изменилось, но тут уж я посылал здоровающихся со мной соседей в различные путешествия, по примеру Степаныча. Потому что лечить их «душевные травмы и терзания» мне было совершенно не интересно, а поведение по отношению ко мне было совершенно сволочным.

Ну да ладно, было и было, тем более, не общаюсь я с ними. Просто Степаныча я стабильно навещал не реже раза в неделю. И поговорить-посоветоваться с ним надо, а чувствую я себя неудобно как-то. Пока зубрил, как проклятый — и мысли не возникало, а вот теперь понимаю, что пропал — ни ответа, ни привета. Я перед стариком отчитываться не должен, конечно. Но всё же очень неприятное чувство есть.

А главное — я его номера коммуникатора не знаю, да и он мой,вроде, тоже. Не было нужды узнавать, да и имени, настоящего, как-то не довелось узнать: Степаныч и есть Степаныч, да уж.

Но два километра — расстояние не велико, да и телепаться нога за ногу у меня возможности нет. Я с этими командирскими курсами и набором отряда оказался жёстком… жопе, в общем, только по-умному. Так что время для воспоминаний и ощущения себя не самым обязательным парнем вскоре подошли к концу, а я, проигнорировав кивки нескольких соседей, постоял пару секунд перед дверью Степаныча, ну и зашёл к старику.

Сам он сидел за терминалом, просматривал в сети какие-то данные, попивая, по своему обыкновению, какое-то пойло из кружки.

— Привет, Коля, — небрежно кивнул он, не отрываясь от терминала. — Как учёба?

— Привет, Степаныч, — с облегчением ответил я, всё же ожидая от встречи какого-то неприятного разговора, но — пронесло, похоже. — Учёба терпимо. Сам-то как, всё пьёшь?

— Не пью, а смягчаю шок от контакта с этим безумным миром доступными средствами, — наставительно помахал старик кружкой. — Нормально я, что со мной сделается? На тело, погружённое в сорокоградусную жидкость, никакие законы не действуют. Ни физики, ни биологии, ни города, — хмыкнул он.

— Ну и ладно. Слушай, Степаныч, я с тобой посоветоваться. У меня, как раз с терпимой учёбой…

— Да, я обратил внимание, что не твоё обычное «нормально», — повернулся ко мне Степаныч и внимательно уставился водянистыми глазами. — И не было тебя довольно долго. Ты парень взрослый, да и я тебе… Ну неважно, — отмахнулся бокалом он. — Неприятности?

— Нет, скорее сложности.

— Рассказывай, — отключил терминал Степаныч, даже кружку отставил.

И я, естественно, рассказал: домой шёл, в общем-то, ради этого.

— Хм, странно немного. То, что ты — парень неглупый, я знаю. Но то, что тебя в командиры решили пропихнуть из училища… Странно, — задумчиво произнёс он. — Хотя, возможно, некая интрига в училище. Кто-то тебя решил «закопать», из преподавателей. А кто-то, в пику — продвинуть.

— Вообще-то меня, после того, как я в вирте стал понимать, что я в вирте, пусть