Читать книгу "Первая встречная - Yulia Ya"

от стыда за свою неосмотрительность: как она могла так глупо проколоться?

— Я вегетарианка, не ем животных… — врет. Тяжелый вздох разрезал тишину, а позже в девушку полетела одежда.

— Мне не интересно. Одевайся, через двадцать минут жду тебя в коридоре. Я за дверью. Поторапливайся.

***

Черный внедорожник рассекает воздух и мчит по трассе. Еще чуть-чуть, и они в аэропорту. С мамой Дарья так и не попрощалась, ибо страх оказался сильнее ее воли. Мало того: на данный момент она даже не знала, в курсе ли Яна, что Манфьолетти переезжает. А если все же в курсе, то знает ли, что он берет Дарью с собой?

В наушниках играет Slipknot, а сама девушка безумно жалеет о том, что ей приходится бросать учебу после первого курса. Она была художницей, но у судьбы имелись на нее другие планы.

Слишком много вопросов и слишком мало ответов…

***

Поначалу кто-то касается запястья Дарьи, затем трясет ее за плечо. И вот, девушка открывает глаза. Да, она уснула даже под хард-рок на полной громкости: организм силился черпать энергию из сна, раз из пищи он получает ровно ноль.

— Мы приехали, у нас вылет через шесть минут. — В ответ Манфьолетти получает лишь слабый кивок.

Соколова выходит из машины, шарит в карманах кардигана в поисках мятного Орбита. Глотая сладкую от жвачки слюну, девушка проглатывает еще и ком в горле. Наушники уже разрядились, благо, она додумалась взять с собой еще и проводную гарнитуру.

— Пошевеливайся, если не хочешь застрять тут на сутки.

***

Вот, еще пара мгновений, и они уже в салоне самолета. Дарья у окна, Манфьолетти занял место с краю. В наушниках бодрые песни «Rammstein» сменяют меланхоличные треки «Arctic Monkeys», из-за чего держать эмоции в узде становится все сложнее.

Девушка отвернулась к иллюминатору, пытаясь контролировать слезы, но одинокая капелька все же успела покинуть глазницу и, скатываясь по щеке, направиться к подбородку. Дарья нащупывает в кармане все тот же пузырек с транквилизаторами, достает две таблетки и незаметно заглатывает, вновь даже не запивая.

— Мы заключили договор с Русецким.

— А? — Соколова дергается от неожиданности. Почему-то, она не хотела, чтобы Алессандро узнал о паническом расстройстве и уж тем более о зависимости в таблетках. Быть может, боялась, что он, узнав о вещах, без которых Дарья не может обходиться, тут же ее лишит их. А возможно, что девушке просто не хотелось раскрывать все свои слабые места на показ, чтобы Манфьолетти использовал их как предмет для обсуждения, презрения и гнусных шуточек. Кто знает?

— Контракт на год. Ровно двенадцать месяцев, в течение которых я должен буду с твоей помощью воплотить все свои планы в жизнь. После чего ты можешь идти и делать что твоей душе угодно, и я не буду вправе нарушать твою волю.

«И зачем он мне это рассказывает? Я настолько ничтожно выгляжу?»

Соколова ничего не ответила. Просто не смогла. Не посмела. Или побоялась. Она лишь улыбнулась сквозь высохшие слезы облакам и Москве, которая, казалось, могла поместиться на самой крохотной в этом мире ладошке. Но Алессандро, конечно же, этого не увидит. Никогда. Она никогда не позволит себе улыбнуться при нем.

После чего, Дарья вновь забылась, погрузившись в сон…

E ho detto a Coraline che può crescere,

Prendere le sue cose e poi partire.

Ma sente un mostro che la tiene in gabbia,

Che le ricopre la strada di mine.

E ho detto a Coraline che può crescere,

Prendere le sue cose e poi partire.

Ma Coraline non vuole mangiare no,

Sì, Coraline vorrebbe sparire.

Måneskin. «Coraline»[2].

***

Ноябрь 2013 года.

Однокомнатная хрущевка на выезде из Петербурга.

Входная дверь в квартиру с грохотом закрывается, заставляя тело девочки содрогнуться так, словно по нему пропустили разряд электрического тока.

— Даш, иди в комнату, закройся, и сиди тихо. Я сейчас вернусь, — девушка с рыжими волосами отводит дочь в спальню, и ждет, пока та замкнет защелку. И так каждый вечер.

Одиннадцатилетняя Дарья прислонилась ухом к двери, теребя пальцами кончики красных волос, в то время как ее пульс отдавался грохотом в ушах. Сейчас она боялась не за себя.

— Валер, чего ты от нас хочешь? — на пороге стоял мужчина в голубом и весьма потрепанном спортивном костюме, лицо густо заросло щетиной, а в руке находилась пустая бутылка от алкоголя. Казалось, от него несло перегаром и потом за километр.

— Шлюха! Это мой дом. Ты не даешь мне видеться с моим ребенком! — хлопок. На этот раз не дверью. Он дал девушке пощечину.

— Ты снова пьян, иди, проспись. Все, уходи. Это квартира моей мамы.

— Я никуда не пойду! — муж Яны достает из кармана перочинный нож. — Либо ты мне сейчас приводишь ее, либо я…

Он не успел договорить предложение. Истошный женский вопль разнесся по всем этажам подъезда.

***

Перед глазами все расплывается, в горле ком, а шрамы на спине от того дня безумно горят.

— Все нормально? — вновь Манфьолетти. Порой появляется едва ли контролируемое желание заорать ему в лицо «дайте мне уже спокойно сдохнуть». Однако Соколова все еще в относительно здравом уме и помнит, кто это такой и что ей за это может быть.

— А? Да, все в порядке. Ничего такого.

— Как знаешь, — мужчина равнодушно пожал плечами. — Мы почти прилетели.

Девушка кивнула и снова отвернулась.

Она никогда не была в Италии, но ее всегда туда влекло. Тянуло, точно магнитом. А теперь она в этой стране на целый год.

«Ха-ха, да он же конченый! Меня быстрее пристрелит кто-нибудь из его дружков, или я скончаюсь от анорексии, — снова мысли. — Черт, один год. Эти слова из его уст звучат так, словно мне дали срок на зоне»

— Уважаемые пассажиры, пристегните ремни, сейчас будет совершаться посадка самолета.

***

Рим.

Вновь дорога. Черный автомобиль. Алессандро за рулем, Соколова сидела спереди, стараясь не сильно обращать внимание на его профиль.

«Почему черный? Он же совершенно не вписывается в окружающую среду и сильно выделяется на этой пестрой улице. И где водитель? А охрана? Он не боится, что на него нападут?»

Мимо мелькают яркие и оживлённые улицы итальянской столицы, пока не совершается поворот вправо.

«Либо он самоуверенный и не знает о существовании страха, либо настолько силен»

Пустая трасса. Руки до сих пор дрожат. Они дрожали еще дома, на ужине, с тех пор дрожь не унималась. Еще пара километров. Вокруг только лесополоса, серый асфальт и редко проезжающие дальнобойщики на фурах. На обочине что-то лежит.

(Правда ли это