Читать книгу "Бесславные дни - Гарри Тертлдав"

продолжился в раздевалке, затем за покерным столом, и продолжался прямо во время игры. В конце концов, Петерсону это надоело и он ушел на полетную палубу. Каблуки его туфель застучали по 15-сантимертовым доскам настила. Когда "Энтерпрайз" перестраивался, ходили разговоры о том, чтобы бронировать полетную палубу, по примеру британцев, но всё ограничилось одними разговорами.

   Принадлежность членов экипажа корабля к тем или иным службам можно было различить по цвету хлопчатых ветровок и тряпичным шлемам. Матросы в синей форме возились с самолетами, ребята в желтом указывали им, что делать, а парни в красном занимались ремонтом. Среди них ходила парочка пожарных, разодетых в белые асбестовые робы. Они были похожи на вышедших на прогулку снеговиков. Петерсон не согласился бы на эту работу и за очень большие деньги, особенно в жаркую погоду.

   Разумеется, когда пожарные приступали к работе, им было о чем подумать помимо тропической жары. На окружающих они смотрели сквозь толстые закопченные стекла лицевых панелей. Водолазный костюм, пожалуй, будет тяжелее и неудобнее, чем то, что носили пожарные. Иного сравнения Петерсон придумать не смог. Нет, с этими ребятами он бы точно не поменялся должностями.

   Один из пожарных взмахнул облаченной в перчатку рукой. Петерсон рефлекторно махнул в ответ. Голова пожарного была направлена в его сторону, поэтому он решил, что жест был адресован ему. Видимо, ошибся. Трудно судить о намерениях человека, когда его лицо скрыто под маской.

   Петерсон громко рассмеялся.

   - Что смешного, сэр? - поинтересовался техник в красной робе.

   - Подумал, что на следующую игру в покер надену такой же противопожарный костюм, - ответил Петерсон. - Если мое лицо будет скрыто этой панелью, никто не догадается, что у меня "флэш".

   Матрос задумался над его словами, затем ухмыльнулся.

   - Вы только этого придуркам из пожарки не говорите. А то так и припрутся.

   - Кто ж с ними тогда играть сядет? - спросил Петерсон.

   - У нас тут на борту почти три тысячи человек, сэр. Вам не кажется, что некоторые из них могут оказаться мудаками?

   - Ага, но вслух этого лучше не говорить. Иначе, они играть так и не придут, - сказал Петерсон. Оба ухмыльнулись.

   Петерсон взглянул на море. Порыв теплого ветра сдул с лица прядь песчаного цвета волос. Воздух здесь был самым свежим в мире. Он специально старался не обращать внимания на соленый привкус во рту, но ему здесь всё равно нравилось. Один из крейсеров шел с "Энтерпрайзом" от самого порта. Впереди шла пара эсминцев, высматривая перископы на поверхности, и прислушиваясь к шуму двигателей под водой.

   Мимо пролетела парочка альбатросов с крыльями, по форме очень сильно напоминавшими крылья "Уайлдкэта". Эти огромные птицы гнездились где-то на Мидуэе и островах Гавайского архипелага. В небе они представляли собой верх совершенства. На земле же... Они были похожи на сдутые автомобильные камеры, которые сняли с колес. И взлетали они так же неловко. Для взлета им нужен был встречный ветер и длинный разбег. Иначе, подниматься в небо у них не получалось.

   К авианосцу присоединялось всё больше эсминцев. Петерсон повернулся и уставился на корму "Энтерпрайза". Где-то в той стороне Япония. Что там задумали ребята Тодзё? Неужели и правда планируют воевать с Америкой? Петерсон по-прежнему не мог в это поверить. А если вся эта болтовня - просто блеф? Может, "Первый Американский комитет" и прочие изоляционисты, которые сейчас во всех газетах и на всех радиоканалах, правы, говоря о том, что япошки пытаются запугать Рузвельта и вытребовать желаемое?

   - Чёрт, похоже, что так, - пробормотал Петерсон. Если президент стоял на своих позициях, они бы его спихнули. Господи, да у них в одном Китае миллион солдат. Зачем нападать на страну, которая больше их собственной? Бессмыслица.

   - Приготовиться к посадке! - прорычали громкоговорители. - Приготовиться к посадке!

   За кормой возник приземистый F4F "Уайлдкэт". На палубе лицом к самолету стоял офицер, отвечавший за посадку. В вытянутых вдоль туловища руках он держал сигнальные флажки. Офицер взмахнул вправо, "Уайлдкэт" выпрямился. Джим Петерсон рассмеялся. Если на посадку заходит не Айк Гринуолд, он съест собственные носки. Офицер вытянулся и принялся вращать флажками. Истребитель ускорился. Офицер опустил флажки вдоль бедер. Самолет нырнул на палубу.

   При ударе резина шасси задымилась. Хвостовой крюк зацепил тормозной канат. Пилот заглушил двигатель. Прежде чистый воздух наполнился запахом жженой резины и выхлопных газов. Человек в кабине отодвинул стеклянный люк и выбрался наружу. Ну, точно, Гринуолд. На борту "Энтерпрайза" не было других людей, столь похожих на соломинку для коктейля. Поговаривали, что он мог спать в стволе 120мм орудия. Вряд ли, конечно, но вот в 200мм ствол он бы точно влез.

   - Отличная посадка, - выкрикнул с палубы какой-то матрос.

   Гринуолд смущенно улыбнулся. Он никогда не умел отвечать на лесть. Петерсон многое бы за это отдал. Гринуолд лишь ответил:

   - Я не разбил это корыто, а оно не раздавило меня. Переживу.

   В боевой патруль отправился другой "Уайлдкэт". Самолет свалился с палубы в океан, затем быстро начал набирать высоту. Петерсон восхищенно наблюдал за ним. "Уайлдкэт" - очень хорошая машина. Намного лучше, если сравнивать его с истребителями наземного базирования. Это означало, что у япошек ничего похожего даже и близко не было.

   Оскар ван дер Кёрк был бродягой. По правде сказать, он даже гордился этим. Он был высоким блондином возрастом под тридцать. Под воздействием палящего солнца его волосы выцвели ещё сильнее, а кожа загорела и стала коричневой, как у коренных гавайцев.

   Вообще, бродяжничать он не собирался. В 1935 он закончил Стэнфордский университет. С хорошими оценками по английскому и средненькими по истории. Его родня думала, что он должен был изучать бухгалтерский учет. Однако он был вторым сыном в семье, младшим братиком, а Роджер проявлял больше способностей и рвения в управлении семейным строительным бизнесом, когда - если - отец решит уйти на покой. Посему, хоть и разочаровавшись, родственники Оскара на него не злились. Они позволили ему заниматься тем, чем ему хотелось.

   Всё равно злиться на Оскара было тяжело. Он никогда не вызывал неприязни. Его очаровательная улыбка в 32 зуба растапливала женские сердца. В общении со студентками он