Читать книгу "Франчиска - Николае Бребан"

регистрационную книгу.

— Как зовут? — спросила она потерпевшего.

— Ион Купша, — прозвучал ответ.

— Где работаешь?

— Во дворе, на монтаже, — глухо проговорил Купша.

— Чернорабочий, сезонник, — добавил Килиан.

— Сезонник, — повторил Купша, не взглянув на Килиана.

Девушка снова подошла к рабочему и принялась бинтовать ему ногу. Купша спокойно следил за ее руками, но когда нога была уже наполовину забинтована, он остановил Франчиску.

— Смажьте немножко маслом! — попросил он хмуро.

— Чем смазать? — переспросила фельдшерица. — Маслом?

— Мазью, помажьте мазью, — тихо пояснил он, глядя вниз, на конец бинта, который держала в руках Франчиска. Взгляд его был таким неподвижным, что глаза казались закрытыми. Веки его изгибались толстой складкой под прямыми и блестящими бровями.

Девушка некоторое время неподвижно смотрела на него, потом вняла просьбе и принялась разматывать бинт. Килиан не отрываясь смотрел на рану, на то место, где кожа была содрана, отчего она походила на сплющенный яркий цветок.

— Зачем тебе нужна мазь? — спросил Килиан, но Купша ему не ответил.

Франчиска наложила на рану кусочек бинта с мазью. Купша следил за ее руками и, кажется, был доволен их механическими, не слишком торопливыми движениями.

Окончив перевязку, Франчиска сказала:

— Полежи с полчасика на кушетке и отдохни. По правде говоря, тебе бы не стоило сегодня работать.

— До каких пор вы там работаете? — спросил Килиан, заметив, что Купша собирается уходить.

— Пока не стемнеет.

— Можешь оставаться, — сказал Килиан, — сегодня не имеет смысла идти на работу. А то еще сломаешь ногу.

— Начальник считает все наши рельсы, — отозвался Купша, — так что я уж лучше пойду.

— Лучше не ходить, — как-то устало проговорила Франчиска. — Вот видишь, ты хромаешь. Можешь упасть, еще хуже будет.

— Ничего, — пробормотал Купша, — скоро пройдет.

Франчиска стала готовить шприц, чтобы сделать укол работнице, уже ожидавшей ее, и не слушала больше Купшу.

— Можешь еще посидеть здесь, — повторил Килиан, видя, что тот все еще намеревается уйти.

Говорил он с кажущимся равнодушием, почти не глядя на рабочего, но Купша чувствовал, что Килиан проявляет к нему внимание, и хотел избавиться от этого внимания, как от чего-то бесполезного.

— Я пойду, — произнес он доброжелательно и слегка кланяясь, — я пойду, а то мне срежут оплату. Вот только сделаю несколько шагов…

— Приходи завтра на перевязку и не прикасайся к ране! — бросила ему вслед, не глядя, фельдшерица.

Купша слегка поклонился вместо ответа и вышел. Спустя несколько минут вслед за ним вышел и Килиан. Когда он подошел к куче рельсов, то увидел, что Купша уже поднял рельс вместе с парнишкой лет семнадцати, худым и лохматым, и они оба несут его к тому месту, где нужно было аккуратно сложить. Килиан взобрался на другую кучу рельсов, закурил и стал дожидаться их возвращения. Между двумя рядами цехов громыхал старый локомотив с дизельным мотором, таща за собой два вагона. Пожилой машинист, одетый в чистый комбинезон, вылинявший от многочисленных стирок, стоял, высунувшись из окошечка, и равнодушно взирал на суету заводского двора. Его маленькое сморщенное и дряблое лицо словно расплылось в улыбке, на нем, казалось, застыло странное выражение детской радости.

— Эй! — окликнул он молодого рабочего, который ехал ему навстречу на автокаре, груженном фланцами. — Застегни штаны!

Тот поднял голову, стараясь понять, что ему крикнул машинист.

— Да не там, а на спине! — старик засмеялся тихим ровным смешком.

Рабочий, красивый здоровый парень, ничего не ответил, равнодушно сплюнул через левое плечо и резко остановил автокар перед воротами в цех.

— Эй, Фане, эй! — закричал машинист сцепщику, который бежал перед локомотивом.

Сцепщик остановился и повернулся к нему. В это время к локомотиву подошел какой-то с виду совсем молодой служащий с бумажками в руках и повелительным тоном что-то прокричал машинисту. Тот, не двигаясь с места и все время глядя на сцепщика, резко остановил локомотив, так что вагоны оглушительно лязгнули буферами. Потом он спустился с локомотива и вместе, со служащим направился к железным воротам цеха, о чем-то ожесточенно споря. Мимо строящегося цеха непрерывно, словно заведенные, неторопливо и расчетливо двигались люди, переносившие рельсы. И хотя это движение не прекращалось ни на минуту, казалось, что куча рельсов не уменьшалась. Рабочие поднимали, тащили и с оглушительным грохотом бросали рельсы, так что взметались сухие листья и пыль, а куча казалась все такой же огромной и тяжелой, словно застывшей, так что все усилия этих рабочих выглядели напрасной, бесполезной и утомительной игрой.

К рельсам подошел высокий человек в рубашке ярко-зеленого цвета и фуражке, сдвинутой на затылок. Вокруг него столпились рабочие. Он вытащил из большого нагрудного кармана карандаш и записную книжку и начал что-то отмечать. Килиан подошел к нему и спросил:

— Рабочий Ион Купша поранил ногу. Почему вы его заставляете работать?

— Да? — механически переспросил человек с записной книжкой. Он не знал, кто такой Килиан, и потому удивленно, хотя и внимательно посмотрел на него. — Где Купша? — повернулся он, отыскивая глазами рабочего.

В этот момент Купша как раз возвращался назад вместе со своим напарником, и Килиан заметил, что как только Купша увидел бригадира, отмечавшего выработанные часы, тут же попытался скрыть хромоту.

— Ты чего работаешь? — набросился начальник на Купшу. Резкий тон, каким он привык разговаривать с рабочими, видимо, составлял неотъемлемую часть его непререкаемого авторитета. — Ты чего работаешь, если ранен? Что с тобой случилось? А ну-ка, покажи мне. — И его голос прозвучал мягче, нарочито подчеркивая внимание и как бы демонстрируя перед рабочими гуманность начальства. Бригадир с записной книжкой мгновенно перестал играть роль хозяина, ту роль, которую он возложил на себя сам. Купша хотел было поднять штанину. Вокруг него, вытягивая шеи, уже толпились рабочие, хотя многие из них были свидетелями несчастного случая.

— Не нужно! — вмешался Килиан, обращаясь больше к бригадиру, чем к Купше. — Проставьте ему время!

«Пережиток прошлого, — подумал про себя Килиан, наблюдая за бригадиром, листавшим записную книжку, исписанную крупным и неровным детским почерком. — Типичный пережиток, упрямый и живучий, хотя и бессильный. Таких еще сотни тысяч, и они опасны вдвойне, потому что, сопротивляясь нам, они делают вид, что во всем с нами».

— Сегодня ты выработал десять часов, — сообщил начальник своим обычным визгливым тоном.

— Напишите ему двенадцать, — сказал Килиан, заметив, что в остальные дни большинству рабочих было записано по двенадцать часов.

— Двенадцать, — согласился «шеф», не осмеливаясь противоречить.

Килиан повернулся к Купше. Тот смотрел на него своим обычным отчужденным взглядом, но в его глазах проглядывал инстинктивный животный страх, словно перед ним находился совершенно чуждый человек, принадлежащий к привилегированному классу и обладающий силой и возможностью сделать любое зло. Килиан оглядел всю группу рабочих, собравшихся вокруг