Читать книгу "Призраки из прошлого и другие ужасные истории - Алла Озорнина"

Я вцепляюсь в руку Геннадия Борисовича, кажется, еще немного – и эта странная парящая процессия свернет в лес и приблизится к нам…

Но парящие над землей желтоватые силуэты удаляются, а потом и вовсе растворяются в темноте, как будто бы их и не было.

Глава 5

Минут десять идем молча. Души замученных стражников! Ведь, кажется, о них говорили в поезде Бурелом и его попутчик! Выходит, что они, эти души замученных стражников, существуют на самом деле!

От потрясения у меня нет сил даже спросить, что это за души и кто их замучил. Теперь понятно, почему Бурелом тоже рванул в лес, а не пошел по дороге.

Мы все идем и идем… Я уже не чувствую холода – волосы под шапкой совсем мокрые, так же, как и рубашка, но это мелочи. Не мелочи – это то, что еще чуть-чуть, и я упаду без сил. Но сказать об этом не решаюсь. «Такой здоровый, – подумает учитель, – а каких-то пяти километров одолеть не может».

Вдруг Геннадий Борисович останавливается и показывает куда-то рукой. Я следую взглядом за его жестом и вижу, как где-то далеко, между небом и землей, мерцают огоньки.

– Что это?

– Души замученных стражников жгут костры на Серебряной горе, – отвечает учитель.

Я ничего не понимаю. Вот только что они двигались по дороге, а теперь уже там, на горе…

– Так сколько же их всего?

– Никто не знает. Может, пять. Может, десять. Может, пятьдесят. Но то, что происходит, не поддается объяснению, – говорит Геннадий Борисович. – Это из области непознанного.

«А ведь то, что происходит со мной, тоже из области непознанного. Так, кажется, сказал Политатуйко», – думаю я.

– А давно они… это, ну, души… бродят?

– Месяца два. Как только местные начали по домам породу из хвостов тащить, так они, эти души, и взбеленились.

Кажется, о каких-то хвостах говорил в вагоне Бурелом, но что это за хвосты, что за порода, спросить не успеваю – Геннадий Борисович вдруг останавливается и с воодушевлением восклицает:

– Ну вот, почти пришли, Благодатный на горизонте. Осталось только через поле перейти – и мы на месте. Смотри туда!

– Туда?

– Ну конечно! – радостно кивает он.

– Видишь?

– Нет!

– Ну как же так! Ну присмотрись, присмотрись! Видишь? Пятно такое темное!

– Нет.

– А я вижу! Привык, видимо. Самое ближнее пятно – Америка, чуть дальше – Индонезия, и еще дальше – Индокитай.

Я опять вспоминаю услышанный в поезде разговор, и все становится на свои места.

– Это что, у вас микрорайоны так называются?

– Типа того. Неофициально, конечно. Ну, вперед!

– А что, фонари не горят? – спрашиваю я.

– Какие фонари? Тут электричество-то отключают по нескольку раз в день!

И вот наконец-то идем по поселку. На улицах непроглядная темень. В некоторых домах сквозь неплотно закрытые ставни просачивается желтоватый свет (но таких домов почему-то очень мало).

– Ну вот и пришли, – говорит Геннадий Борисович, останавливаясь у одной из калиток. Лает собака. – Сабля, свои! – прикрикивает он. – Дмитрич, а Дмитрич, открывайте! Я вам радость привез.

Скрипит дверь, откуда-то из темноты доносится бодрый, почти молодой голос:

– Борисыч? Ты?

– Я!

– Прибыл?

– Так точно!

Над крыльцом вспыхивает тусклая лампочка, и я вижу высокого сухощавого мужчину, который стремительно сбегает вниз.

– Сабля, свои! – прикрикивает он на не перестающую лаять собаку, выскакивает на улицу и приобнимает учителя. – Ну, какое место занял?

– Первое, Дмитрич, первое!

– Так получается, ты – лучший учитель страны!

– Получается так! Оценили мои питерские новации.

До меня доходит, что Геннадий Борисович прилетел с конкурса на лучшего учителя года и, наверное, из скромности не сказал мне об этом.

– Да что же мы на улице-то стоим, пошли чаевать! – говорит дядя Миша.

– Какое чаевать, у меня уроки с утра! Да и пришел-то я не для того, чтобы похвастаться первым местом. Я вам, Дмитрич, родственника привез.

– Какого еще родственника? – настораживается дядя Миша. – Должен, правда, племяш, точнее, муж племянницы приехать, но это только послезавтра. В Читу рвану с утра, чтобы в аэропорту его встретить, самому-то непросто сюда добраться.

– Да приехал уже родственник, – смеется Геннадий Борисович и оглядывается по сторонам. – Петя, где ты?

Я отхожу от забора и приближаюсь к дяде. Честно говоря, этого мне не очень-то хочется – начнет удивляться, почему я такой толстый, да еще с прыщами на лице.

– Постой, постой, – произносит дядя Миша, вглядываясь в мою физиономию, – а ну-ка… Петька, что ли? Бумажкин?

– Я…

– Вместо отца приехал?

– Вместо него.

– И то радость, – обходя меня со всех сторон, говорит дядя. – Только вот толстоват немного. Ну да ладно. Все равно свой. – И, обращаясь к учителю, добавляет: – Ну, спасибо, Борисыч! А я вот все думал, чего это мне последние три ночи степной орел снится? А это, оказывается, ко мне московский орел летел!

– До свидания! – кричит Геннадий Борисович и исчезает в темноте.

– Геннадий Борисыч! – кричу я вслед. – А ботинки, а куртка?

– Встретимся завтра! Отоспись и часикам к двенадцати приходи в школу!

Дядя Миша ведет меня к крыльцу, собака опять лает.

– Сабля, да свои же! – прикрикивает он на нее и подталкивает меня в открытую дверь. Я делаю шаг вперед и налетаю на какую-то бочку.

– Тьфу ты, забыл предупредить, тут же капуста квашеная стоит, мы-то привычные, обходим…

«Кто это мы? – проносится в голове. – Ведь он же писал, что один живет», но в это время распахивается вторая дверь, и я оказываюсь в просторной, чисто побеленной кухне. У окна стоят лавка и стол, у стены – большой шкаф.

– Раздевайся, Петька, – говорит дядя Миша, – чувствуй себя как дома! Чай варить будем.

Глава 6

Я немного теряюсь. Варить чай…

– А с чем вы его варите? – спрашиваю я, усаживаясь на табурет.

– Как с чем? – удивляется дядя Миша. – С водой… А в Москве с чем варят?

– У нас не варят, а кипятят…

Возникает пауза, во время которой я набираюсь смелости, чтобы сообщить о возникшей вдруг насущной потребности.

– Да, дядя Миша, а где тут у вас санузел, руки помыть… Да и вообще…