Читать книгу "Потерянные сердца - Эми Хармон"

Рано ли, поздно ли, а мне уже не терпится отправиться в путь. Я никогда в жизни ничего так не ждала. Сама не знаю почему. Я никогда особенно не стремилась перебраться на Запад. Это была мечта Дэниэла. Именно он убедил наши семьи продать фермы в Иллинойсе и отправиться в Калифорнию. Дэниэл нас всех уговорил, но ему самому не суждено было дожить до этого дня. Через три месяца после нашей свадьбы, всего за несколько дней до моего девятнадцатилетия, он вдруг слег и сгорел за неделю. Когда Дэниэл умер, я подозревала, что беременна, но через несколько дней после его смерти у меня начались сильные боли и кровотечение, которые развеяли мои страхи. Я была убита горем… Но в то же время испытала облегчение. Достаточного того, что я стала вдовой; я не готова была справляться еще и с ролью матери. Мне трудно было объяснить эти чувства так, чтобы они не показались недостойными хотя бы мне самой. Поэтому я даже не пыталась их объяснить. По-моему, если не лукавить, в каждом из нас найдется что-то недостойное. У всех есть дурные мысли и страхи. Все мы люди.

После смерти Дэниэла я ужасно по нему скучала, но старалась не поддаваться тоске. Это было бессмысленно. Страдания ни к чему не ведут, а я не из тех, кто упивается своим горем. Я предпочла разозлиться. С головой ушла в работу и трудилась от рассвета до заката. Шел сезон посева, работы хватало. Вот я и взялась за нее. Я вложила весь свой гнев в землю, в которой теперь покоился мой муж, вместо того чтобы поливать слезами его могилу. И только потом, одним воскресным вечером, когда мы уже собрали урожай, а за окном начало холодать, я вдруг, сидя за столом, обнаружила, что рисую его лицо. И почувствовала, что не могу остановиться. Рисунок за рисунком я изображала Дэниэла в разные периоды его жизни. Вот он совсем мальчишка, дергает меня за косички и гоняет кур. Дэниэл-брат. Дэниэл-сын. Дэниэл-муж. И Дэниэл в могиле.

Тогда наконец пришли слезы. Я плакала и рисовала, пока пальцы не одеревенели и не стали похожи на когти. Но из всех портретов я оставила себе только один. Еще один я подарила его матери – рисунок, изображавший неулыбчивое лицо молодого мужчины, за которого я вышла замуж. Остальные я закопала в землю рядом с его могилой.

С тех пор я так больше не плакала. Мне по-прежнему больно, но прошло уже больше года, и я смирилась. Колдуэллы твердят, что я теперь одна из них, часть семьи, но мне, как и раньше, кажется, что я Мэй, и без Дэниэла меня мало что с ними связывает. Когда я сообщила им, что отправлюсь на Запад в повозке родителей, мистер Колдуэлл бурно возражал, а Эмельда, его жена, посмотрела на меня полными обиды глазами, так похожими на глаза моего мужа.

– Я нужна маме, – объяснила я свое решение.

И не соврала. Однако главная причина была в том, что мне невыносимо общество Лоуренса Колдуэлла. Если бы Дэниэл остался жив, я бы точно сошла с ума к концу путешествия. Их дочь Люси и зять Адам Хайнз поедут с ними, как и шестнадцатилетний сын Джеб. Так что обойдутся без меня. И еще у меня все волоски на теле встают дыбом, когда меня называют миссис Колдуэлл. Отец Дэниэла упрямо зовет меня вдовой Колдуэлл, как будто я перескочила через молодость и резко стала старой. По-моему, он просто любит привлекать внимание к смерти сына. Это заставляет всех быть к нему добрее, а еще он таким образом заявляет свои права на меня. Только мама и братья по-прежнему называют меня Наоми. Пожалуй, положение вдовы дает мне некоторую свободу, которой лишены другие девушки моего возраста, если считать за свободу небольшие поблажки в отношении того, как я себя веду и что говорю. Услышав мою историю, люди обычно качают головой и цокают языком, иногда осуждающе, но чаще всего сочувственно, и, как правило, меня оставляют в покое, а мне большего и не нужно.

Уэбб дергает меня за юбку и показывает на реку. Слова вылетают из его рта одно вперед другого:

– Вон мистер Лоури! И мулы с ним. Смотри, какие ослики! Это мамонтовые. Для вязки с лошадьми.

Для восьмилетнего ребенка мой братец многовато знает о вязке, но я не сомневаюсь, что он прав. Уэбб продолжает тараторить что-то о жеребцах и ослицах и их потомстве, лошаках, которые, судя по всему, во многом уступают мулам.

Джон Лоури окружен другими фигурами, так что мне не сразу удается выцепить его взглядом. Старший мистер Лоури, чья белая седина мгновенно бросается в глаза, идет позади, размахивая шляпой и подгоняя животных. Двенадцать мулов, выстроенных в две длинные цепочки, следуют за лошадью Джона Лоури-младшего, а замыкают строй два осла, которыми так восхищался Уэбб. Все это прекрасные животные. Ослы черные и тонкие, с длинными ушами, узкими мордами и огромными глазами. Они выглядят почти комично, как детские рисунки, которые спрыгнули с листа и увеличились. Несмотря на тонкие ноги и узкие бедра, это самые крупные ослы из всех, что я видела в своей жизни. В холке они не уступают мулам Лоури, которые стройными рядами несутся к воде.

Джон Лоури-младший без малейшего сомнения посылает свою лошадь, гнедую с мощными задними ногами и толстой шеей, прямо в грязную воду. Мулы и ослики следуют за ним, стоит их немного подогнать, и тут же пускаются вплавь к противоположному берегу. Примерно в то же самое время на воду выходит ялик с крупным чернокожим на веслах. Суденышко держится на небольшом расстоянии от Джона Лоури и его табуна. Наверное, Лоури нанял этого человека, чтобы перевезти свои вещи через реку, не намочив их во время переправы.

– Смотри, как плывут! – вопит Уэбб, прыгая и размахивая руками с одобрительными криками.

– Со стороны выглядит так просто, правда? – вставляет Уайатт. Он выражает свои восторги более сдержанно, но так же зачарованно следит взглядом за переправой. – Все остальные толкаются в очереди, а он берет, заходит в реку и переплывает ее.

– Мистер Лоури даже не попрощался с папой, – говорит Уилл.

Уголки его рта печально опущены, а глаза неотрывно следят за старшим Джоном Лоури, который наблюдает за переправой. Отец не машет рукой и ничего не кричит на прощание. Он молча, не двигаясь смотрит на реку, пока его сын и ялик не достигают берега. Тогда мистер Лоури отворачивается, надевает шляпу и поднимается по берегу к главной дороге. На таком расстоянии я не вижу его лица, но идет он медленно, слегка ссутулившись, и меня вдруг охватывает необъяснимая грусть.

– Ты чего плачешь, Наоми? – встревоженно спрашивает Уилл, и только тогда я осознаю, что и впрямь заплакала.

Двенадцатилетний Уилл гораздо чувствительнее всех своих братьев, вместе взятых, и замечает то, чего не видят остальные. Может, дело в том, что он средний, но так уж вышло, что в семье ему досталась роль миротворца, так что все споры и ссоры становятся для него личной трагедией.

– Не знаю, Уилл. Просто взгрустнулось что-то.

– Ты скучаешь по Дэниэлу? – спрашивает он, и я тут же испытываю укол совести оттого, что плачу не об умершем муже, а о чужом, незнакомом человеке.

– Ты боишься переправы? – встревает Уэбб, тем самым спасая меня от ответа.

Уилл продолжает вглядываться в мое лицо, так что я утираю слезы и улыбаюсь.

– Нет. Не боюсь. Просто не люблю прощаний, – объясняю я.