Читать книгу "Здесь все взрослые - Эмма Страуб"

Астрид знала несколько человек (все женщины, любившие порядок) с неизлечимым раковым заболеванием, у которых имелся подробный список с телефонами – раньше с помощью таких списков обзванивали родителей, когда из-за снегопада отменяли уроки в школе, – известить об их смерти, когда наступит час. У Боба такого списка не было. И он оказался дома. Долю секунды Астрид колебалась – вдруг он не в курсе, и она будет первой, кто скажет ему о смерти жены?

– Привет, Боб, это Астрид Стрик.

Она попыталась вспомнить, когда они в последний раз обменялись чем-то более значительным, чем мимолетный кивок. Когда она оказалась за ним в очереди в магазине бытовой химии, когда они заправляли машины на бензоколонке из соседних насосов? Но и тут был в лучшем случае обмен любезностями, не больше, чем скажешь просто незнакомому человеку. По-настоящему они говорили разве что лет тридцать назад, во времена динозавров, когда она по молодости лет считала, что возраст – важное условие для дружбы.

– Привет. – Боб молчал. Похоже, ее звонок его не удивил. Конечно. – Я понял, ты там была, когда это случилось.

– Была, Боб. – Астрид намотала шнур на палец и смотрела, как ее плоть розовеет и вздувается. – Надо же, чтобы так. Мне так ее жаль. Барбара этого не заслужила.

– Согласен. – Словоохотливостью Боб не отличался.

– Ко мне внучка приехала, Боб, но я завтра или в другой день принесу какую-то еду, ты не против? Приготовлю что-нибудь, просто разогреть. Чтобы, как говорится, вычеркнуть из списка важных дел, хорошо?

– Хорошо, Астрид. – Боб снова сделал паузу, на сей раз такую долгую, что Астрид засомневалась – уж не повесил ли он трубку? Потом он с силой втянул в себя воздух, почти захрипел. – Последние несколько месяцев она жила у матери. В «Херон медоуз». Так что я с кормежкой как-то приспособился. Но твою еду приму с удовольствием, не пойми превратно. Просто решил, что надо тебе сказать.

Астрид склонила голову набок.

– Правильно. Есть мужчина должен. Так что я загляну. Спасибо, Боб. Еще раз, мне так жаль. Ведь все прямо на моих глазах. Ужас, когда приходится пережить такое, мне так жаль.

Астрид решительно повесила трубку и тут же разразилась бешеным хохотом, по какой причине – она не знала сама. Все ее тело тряслось, хохот поднимался от кончиков пальцев, волной вздымался по желудку и вылетал изо рта наглой отрыжкой, и так несколько минут, Астрид даже испугалась – вдруг этот поток теперь не остановится? Глаза наполнились влагой и тоже дали течь, весь мир поплыл, и Астрид с трудом добралась до туалета и заперлась там – что, если Сесилия спустится по лестнице и застанет ее в таком виде? Ее дети в жизни не видели ее плачущей. Астрид села на крышку унитаза и постаралась наладить дыхание. Когда умер Расселл, она отвезла его тело в похоронное бюро, а на обратном пути забрала его рубашки из химчистки. Самым сильным местом Астрид как человека всегда были ее слезные протоки – чистое железо! Когда умер Расселл, она словно поднялась на трон, как королева, как диктатор в маленьком государстве. Все у нее делалось как по часам, все вопросы решались, как надо. Но до чего жестоко судьба обошлась с Барбарой, уму непостижимо! Человек наконец-то решил взять жизнь в свои руки, поступить так, как ей хотелось. А ведь тот автобус вполне мог шибануть и ее, Астрид, или Берди – и что тогда? Кому-то из них пришлось бы оплакивать близкую подругу. А дети Астрид без материнской поддержки превратились бы в хромоножек. Даже подумать страшно – ее дети останутся одни, ведь из всей троицы никто так и не стал взрослым, даже сейчас! Сама она в их возрасте была уже ископаемым. И все это не смешно, совершенно не смешно. Она словно чем-то отравилась, съела что-то мерзкое и грязное, от чего требовалось немедленно освободиться. Астрид втянула носом воздух и выпустила его через рот – так она делала, когда самолет попадал в зону турбулентности. Наконец, успокоившись, она сняла трубку и позвонила Берди на сотовый, накинулась на подругу, даже не дав ей возможности произнести «привет».

– Птичка Берди, ты просто змея, как ты могла мне об этом не сказать! – И она повторила то, что ей рассказал Боб.

– Ты не спрашивала! Зачем мне совать нос в чужие дела? – парировала Берди.

Да, сплетничать она не любит, Астрид это знала. Наверняка в «Херон медоуз» Берди насмотрелась всяких унижений, связанных с возрастом, тем не менее – ей никогда, ни слова. Астрид вдруг пронзило острое желание – пусть Берди приедет, прямо сейчас. Она уткнется головой в колени Берди, и они вместе зарыдают – или захохочут. А может, то и другое. Когда без другого человека не можешь нормально действовать – это романтическое увлечение или взаимозависимость? Берди не раз предлагала после работы в салоне поехать с Астрид на вокзал, а потом и домой, однако Астрид всегда отказывалась. На публике они держались осторожно, впрочем, не более осторожно, чем если бы она встречалась с мужчиной. Она не любила проявлять чувства на публике, разве что негодовала, когда кто-то нарушал заведенные правила – водители, ехавшие на красный свет, или собачники, не убиравшие за своими питомцами. В маленьком городке трудно сохранить тайну, но Астрид давно поняла – когда тебе за пятьдесят, многое в жизни дается проще. И Астрид сейчас плакала, потому что осознала – Барбаре эта истина тоже была известна.

Глава 7

Август в чистилище

Август сидел на заднем сиденье родительской машины. Как и все, чем они владели, машина была нарочито старая, как будто долгая жизнь делала вещи более ценными, а не наоборот. Родителям принадлежал магазин старинной одежды и мебели, «Ветхие новости», и Август считал, что они в буквальном смысле слова продают вещи дороже, чем они того стоили, в этом было что-то бредовое. А вот машина, кстати, зашибись, из тех, на которые восхищенно пялятся бородатые парни в зеркальных очках, когда она стоит на улице в Клэпхэме. Огромная, размером с океанский лайнер, квадратная, как бутафорская машина из картона. У нее даже есть имя – Гарольд. Кондиционер не работал, Август опустил окно до самого низа, и ветер нещадно гонял его волосы по лицу, будто он попал в стиральную машину.

– Сынок. – С переднего сиденья обернулась мама. Из-за ветра ее голос едва слышался, как сигнал сквозь помехи.

Август только промычал в ответ, глядя на скачущие деревья. Они были на полпути к дому, скоро остановятся перекусить в Грейт-Баррингтоне – как всегда, когда его везли из лагеря.

До начала школы оставалась неделя. Восьмой класс. Как же ему хотелось, чтобы из лагеря можно было уехать за пять минут до начала учебы! Школа – сборище людей, о которых летом Август начисто забывал, иногда до такой степени, что осенью смотрел на них с изумлением, будто они умерли и вдруг воскресли из мертвых. Не потому, что все они жуткие – по данной категории шли лишь некоторые, например девицы, вечно гарцующие на празднике урожая, каждый год – новый сбор, они выкидывали вперед руки от локтя до запястья, будто готовились к конкурсу «мисс Америка», – просто они ему чужие, а что хорошего, когда тебя окружает то, что тебе не нужно?

У родителей по жизни – другая установка. Подштопать, залатать, заговорить любую проблему и вогнать ее в землю.