Читать книгу "Под знаком «Если» - Стенли Вейнбаум"

Ван Мандерпутц, по счастью, был отходчив. Когда через несколько дней я опять заглянул к нему, он как ни в чем не бывало опять принялся хвастаться своим роботом.

– Это просто игрушка, которую мне построили студенты, – объяснил он. – За правым глазом у него скрыт экран из фотоэлементов. Когда они улавливают сигнал, начинает действовать весь механизм. Энергию он может брать из сети, и еще ему необходим бензин.

– Почему?

– Ну, он устроен по образцу автомобиля. Смотрите сюда. – Он взял со стола детский игрушечный автомобильчик. – Так как у него работает только один глаз, робот не может видеть перспективу и отличать маленький предмет от большого, но удаленного. Этот автомобильчик и большой автомобиль за окном для него суть едины.

Профессор показал автомобильчик роботу. Немедленно раздалось: «А-а-г-расп!», робот, переваливаясь с ноги на ногу, сделал шаг, руки поднялись.

– Что за черт! – воскликнул я. – Зачем это?

– Я демонстрирую этого робота у себя на семинаре.

– Как доказательство чего?

– Силы разума, – торжественно провозгласил Ван Мандерпутц.

– Каким образом? И зачем ему бензин?

– Отвечаю по порядку, Дик. Вы не в состоянии оценить величие концепции Ван Мандерпутца. Так вот, слушайте: это создание при всем его несовершенстве представляет собой машину-хищника. Оно словно тигр, затаившийся в джунглях у водопоя, чтобы прыгнуть на живую добычу. Джунгли этого чудовища – город, его добыча – излишне доверчивая машина, которая следует по тропам, называемым улицами. Понятно?

– Нет.

– Ну представьте себе этот автомат не таким, каков он есть, а таким, каким мог бы сделать его Ван Мандерпутц, если бы захотел. Этот гигант скрывается в тени зданий, он крадучись ползет через темные переулки, неслышно ступает по опустевшим улицам, и его двигатель тихонько урчит. И вот он видит зазевавшийся автомобиль. Он делает прыжок. По металлическому горлу его жертвы щелкают стальные зубы, бензин, кровь его добычи, капает ему в желудок, точнее – в канистру. Насытившись, он отбрасывает пустую оболочку и крадется в поисках новой жертвы. Это плотоядная машина, тигр среди механизмов.

Я подумал, что мозги великого Ван Мандерпутца дали трещину.

– Это, – продолжал профессор, – всего лишь одна из возможностей. С этой игрушкой можно играть во всякие игры. С ее помощью я могу доказать все что угодно.

– Можете? Тогда докажите что-нибудь.

– Что же, Дик?

Я заколебался.

– Ну же! – воскликнул он нетерпеливо. – Хотите, я докажу, что анархия – идеальная власть, или что рай и ад – одно и то же место, или…

– Как это? – не понял я.

– С легкостью. Сперва мы наделяем моего робота разумом. Добавим механическую память, склонность к математике, голос и словарный запас. Для этого понадобятся всего лишь мощный калькулятор и фонограф. А теперь вопрос: если я построю еще одну такую машину, будет ли она идентична первой?

– Нет, – ответил я. – Ведь машины строят люди, а люди не могут работать одинаково. Обязательно будет хотя бы крошечная разница: одна будет реагировать на мгновение быстрее; или одна станет предпочитать в качестве добычи Форд эксплореры, а другая – Кадиллаки. Иными словами, они будет иметь индивидуальность! – и я победно улыбнулся.

– Замечательно! – воскликнул Ван Мандерпутц. – Значит, вы признаете, что эти индивидуальные черты есть результат несовершенства исполнения. Если бы наши средства производства были совершенными, все роботы были бы идентичными и этой индивидуальности не существовало бы. Это верно?

– Я… я думаю – да.

– Тогда выходит, что наши собственные индивидуальные особенности есть следствия нашего изначального несовершенства. Все мы – даже Ван Мандерпутц! – являемся индивидуальностями только из-за того, что мы несовершенны. Были бы мы совершенными – каждый из нас был бы в точности похож на всех остальных. Верно?

– Н-ну… да.

– Но рай по определению есть место, где все совершенно. А следовательно, в раю каждый в точности похож на всех остальных, и поэтому каждый изнывает от тоски! Ну как, Дик?

Я был загнан в угол.

– Но… тогда насчет анархии?

– Это просто. Очень просто для Ван Мандерпутца. Имея совершенную нацию, то есть такую, которая состоит из идентичных идеальных граждан, можно считать, что законы и правительство абсолютно излишни. Если, например, возникает причина для войны, то каждый принадлежащий к этой нации человек в ту же самую секунду проголосует за войну. А поэтому в правительстве нет необходимости, стало быть, анархия есть идеальное правительство для идеального народа. – Он сделал паузу. – А теперь я докажу, что анархия – вовсе не есть идеальное правление!

– Неважно, – произнес я умоляющим тоном. – Не трудитесь. Кто я такой, чтобы спорить с Ван Мандерпутцем? Но неужели в этом и заключается ваша цель? Робот для логических фокусов?

Механическое существо ответило мне своим обычным ревом – какая-то случайная машина промчалась мимо окна.

– Разве этого недостаточно? – проворчал Ван Мандерпутц. – Однако, – голос его дрогнул, – есть еще кое-что! Мальчик мой, Ван Мандерпутц разрешил величайшую проблему во Вселенной! – Он сделал паузу, чтобы насладиться эффектом, который произвели его слова. – Ну, что же вы ничего не говорите?

– Ммм… – выдохнул я. – Это же… ммм… грандиозно!

– Не для Ван Мандерпутца, – скромно сказал он.

– Но в чем же она? В чем эта проблема?

– Эээ… Ох, ладно. Скажу вам, Дик. – Он нахмурился. – Вы не поймете, но я вам скажу. – Он кашлянул.

– В начале двадцатого столетия, – начал он, – Эйнштейн доказал, что энергия квантуется. Материя также квантуется, а теперь Ван Мандерпутц добавляет к этому, что пространство и время дискретны! – он многозначительно посмотрел на меня.

– Энергия и материя квантуются, – пробормотал я, – а пространство и время дискретны… Как это мило с их стороны!

– Глупец! – взорвался профессор. – Смеяться над Ван Мандерпутцем! Я-то думал, что вбил в вашу голову хотя бы элементарные понятия! Материя состоит из частиц, а энергия из квантов. Я добавляю сюда еще два других названия: частицы пространства я называю спатионами, а частицы времени – хрононами.

– И каковы они вблизи, – спросил я, – частицы пространства и времени?

– Да таковы, что их не разглядеть всякому остолопу! – взъярился Ван Мандерпутц. – Точно так же, как кванты материи – это мельчайшие ее частицы, какие могут существовать, точно так же, как не может быть пол-электрона или, если на то пошло, полукванта, точно так же хронон – самая малая частица времени, а спатион – мельчайшая частица пространства. Ни пространство, ни время не непрерывны, каждое из них состоит из этих бесконечно малых частиц.

– Да, но как долго продолжается хронон времени? И сколько это – спатион пространства?