Читать книгу "Когда деревья молчат - Джесс Лури"

Вы можете подумать, что наш класс – всего-то навсего восемьдесят семь детей – очень дружный. Вы ошибётесь. Дети из маленьких городков – это камешки в реке, которые разбрасывает течение, образуя кучки, которые меняются, когда течение набирает силу, и тогда мы оказываемся в совершенно новой компании. Может быть, то же самое происходит и в больших городах, я не знаю.

Я не увидела ни Линн, ни Хайди.

Габриэля тоже.

Мне в уши ударила какофония звуков, издаваемых проверяемыми инструментами. Мистера Коннели не было видно на его привычном месте в начале класса. Моё настроение резко поднялось. Может, он ещё не успел прийти.

Я поспешила схватить свой кларнет.

Инструментальная комната была одним из моих любимых мест во всей школе. С задней ее стороны, обычно скрытая за грудой пультов, пряталась потайная дверь, доходившая мне только до колен – остатки того, что было построено ещё до тех времён, как мои родители пошли в эту среднюю школу. Она вела в цементную комнату размером с большую спальню, где раньше хранились школьный водонагреватель и топка, но теперь пустовавшую. Раньше кладовка была заперта, но теперь ее оставили открытой, и туда можно было прокрасться и что-нибудь вытворить. Некоторые ребята клялись, что они там курили, но я никогда не могла унюхать ничего подобного.

Мне нравилось там прятаться, потому что там было темно и тихо, как в склепе, особенно по сравнению с шумом основной комнаты, где сейчас настраивались трубы, стучали барабанные палочки, мальчики толкали друг друга, а девочки сплетничали и рассказывали истории. Кларнеты хранились в левом углу. Я открыла футляр, щелкнув замком, и стала там рыться, засовывая в рот язычок кларнета, чтобы смочить его, пока собирала инструмент. Я размышляла о банде из Миннеаполиса, крадущейся по Лилидейлу, когда голос из кладовки заставил меня вздрогнуть.

– Кэсси?

Я пискнула и подпрыгнула от неожиданности выше головы.

– Линн?

Она пряталась в слепой зоне между полками и потайной дверью. Увидев мою бывшую лучшую подругу, я заволновалась еще больше. Она выглядела ужасно – её лицо было пепельно-серым и всё в слезах. Когда мы с ней тусовались, то часто плакали вместе, но не так. Она выглядела испуганной. Мой живот скрутило ещё сильнее. Да у меня причёска не та, чтобы справляться сейчас с кризисом.

Она кивнула, и это меня ещё больше запутало. С чем она соглашалась? С тем, что была Линн?

– Что ты там делаешь? – спросила я, слыша отголоски грохота моего сердца. – Мы совсем скоро начнём играть.

Она нагнулась ко мне немного, все еще продолжая прятаться.

– Я не могу туда выйти.

Я оглянулась через плечо и посмотрела за дверь. Инструментальная комната находилась на одном уровне с верхним ярусом оркестровой комнаты, а это означало, что видеть её могли только барабанщики.

– Ты забыла свой инструмент?

Она покачала головой, как бы отвечая: «Нет, не в этом дело».

Я попыталась вспомнить, видела ли я её вообще сегодня. От следующей мысли у меня кровь застыла в жилах. Неужели Линн тоже изнасиловала банда из Миннеаполиса в эти выходные? Она подарила мне мою первую булавку «для подружек» ещё в четвертом классе. Мы никогда не ссорились из-за мальчиков. Когда ей понравился Ларри Уилкокс, я выбрала Эрика Эстрада. Она хотела Бо Дьюка? Мне было хорошо и с Люком. Мы поклялись быть друзьями навечно, вот только прошлой осенью она перестала звонить.

Мой голос звучал как наждачная бумага.

– Тебя кто-то обидел?

– У меня начались месячные.

Я моргнула.

– Только что?

– Да, видимо, – кивнула она.

Она шагнула на свет. На передней части ее коричневых вельветовых штанов было тёмное пятно. Оно могло бы сойти за тень, если не приглядываться, но когда Линн обернулась, я поняла, что просто так это не скрыть.

– И столько вот вышло сразу?

Она проигнорировала мой вопрос.

– Что же мне делать, Кэсси?

Я с трудом оторвала взгляд от пятна.

– Мы должны незаметно пробраться в кабинет медсестры. У неё есть всё нужное.

Мне никогда этим самым «нужным» не приходилось пользоваться. Вообще, при других обстоятельствах я бы завидовала, что у Линн раньше начались месячные. Но теперь она выглядела слишком испуганной, чтобы я чувствовала что-то кроме жалости.

– Я не могу выйти в таком виде! Все увидят.

Я снова оглянулась через плечо. В оркестровой комнате по-прежнему царил хаос.

– Может, и нет. Мистер Коннелли еще не пришёл.

Она снова начала тихо плакать.

Мне было больно на неё смотреть. Она была права. Все это увидят. А в таком городе, как Лилидейл, такие вещи не забываются. Я стянула свой красивый жакет цвета морской волны, который надевала только раз в девять дней, чтобы он не переставал быть особенным.

– Вот.

– Ты же так любишь эту куртку.

Моя улыбка удивила даже меня. Она запомнила.

– Всё нормально. Мама сошьёт мне другую. Завяжи на талии, и никто сзади ничего не увидит. А я пойду впереди.

Она подтянула куртку на талии и потерла щёки.

– Видно, что я плакала?

– Совсем чуть-чуть, – соврала я. Она выглядела так, словно её лицо ужалили пчелы-убийцы. – Но если ты отвернешься от всех и будешь смотреть на часы, как будто тебя действительно волнует время, то я готова поспорить, что никто не заметит.

– Спасибо.

Она схватила меня за руку, и для меня это было просто рождественским подарком – что я могу подарить кому-то чувство безопасности.

Вот только мы больше не были в безопасности.

Сержант Бауэр явно дал нам это понять.

Глава 6

«Малыш Джон» – один из четырёх баров Лилидейла. Только там был Пакмен, но папа не поэтому так его любил. Он ходил в этот бар ещё до того, как они установили эту игру. Думаю, просто некоторые места иногда нравятся людям больше, чем другие.

С «Малышом Джоном» мне было почти всё понятно. Это был маленький бар с особой атмосферой ― в тесной и прокуренной комнатке на стойке стояли бутылки со свиными ножками и маринованными яйцами, плавающими в мутной жидкости, а за ними – полки с янтарным, зелёным и прозрачным алкоголем. Вдоль одной стены тянулись доски для игры в дартс, с другой сверкал Пакмен, и хоть мужчины в баре всегда пялились на нас с Сефи, мы чувствовали себя частью чего-то тайного, когда заходили внутрь.

– А можно нам по четыре четвертака? – спросила я папу, моргая, чтобы привыкнуть к темной пещере бара после яркого майского дня. На заднем плане играл «Tupelo Honey».

Когда мы с Сефи вышли из автобуса, папа казался более раскованным, чем обычно. Не совсем счастливым, но как будто не таким уж погруженным в свои мысли и угрюмо неразговорчивым. Он сказал, что ему нужно съездить в город за сварочными материалами и мы с Сефи должны будем помочь погрузить их в трейлер. Я не хотела ехать. У меня была гора домашних заданий, а кроме того, предупреждение Бетти и ужасный симпозиум вывели меня из равновесия. Первый раз в жизни мне не очень-то хотелось ехать в город.