Читать книгу "Мэлори - Джош Малерман"

Как бы ей хотелось забыть про Анетт. И про Гари. Только не получается. Словно все десять лет они стучат в дверь. Спрашивают: «Впустишь на часок-другой?»

Мысли в голове тяжелые: о тварях, о безумцах, о судьбе детей, о долгих годах в изоляции. Мэлори подходит к каменным ступеням главного крыльца. Надо собраться.

Толкает дверь острием ножа. Переступает порог.

Анетт ушла за грань безумия. Ее заставили. Как?

Мэлори принюхивается. Слушает. Конечно, за последние десять лет ей часто приходилось стоять рядом с тварями. Том и Олимпия говорят, что их стало больше. И сегодняшний посетитель подтвердил. Насколько больше? Они уже на каждом шагу?

Мэлори входит внутрь. Главный дом самый жаркий, несмотря на высокие потолки и большие пространства. Наверное, из-за огромных окон. Хоть стекла и закрашены черной краской, все равно душно, как в бане. Мэлори выросла на Верхнем полуострове, где бани были очень популярны. Родители обычно загоняли их с Шеннон в парилку перед сном. А потом они с сестрой неслись к озеру и прыгали в прохладную воду… Мэлори пересекает залу, которая когда-то служила общей столовой. Вот бы сейчас окунуться!

Звук. Что-то шевелится. Снаружи. Мэлори замирает. Не надо паниковать, звуков в лагере предостаточно. То ветка упадет, то ветер подует, то деревянные панели домов заскрипят.

Мэлори ждет. Слушает.

Она, конечно, понимает, насколько сейчас уязвима. Возможно, утренний гость здесь – стоит в углу и готовится напасть. Возможно, тварь прямо перед ней – замерла и изучает свое воздействие на человека. Однако за семнадцать лет жизни вслепую Мэлори научилась по-своему обращаться с темнотой.

В школе для слепых Мэлори называли «упертой», а Том в порыве гнева как-то заявил, что у нее паранойя. Пусть, Мэлори не спорит. Но у нее есть еще одно умение – когда завязаны глаза, она может убедить себя, что нет никаких тварей и заброшенного лагеря. Ее жизнь в полной безопасности. Она в отчем доме. Папа сидит у печки со своим маленьким радиоприемником. Мама всегда ворчала на отца: «Не садись слишком близко к огню!» Сама мама за кухонным столом играет в «Эрудита» с Шеннон. Пока Шеннон думает над ходом, мама читает книжку.

Выдуманная реальность нравится Мэлори гораздо больше настоящей. И потом, кто сказал, что она выдуманная?

И когда Мэлори, миновав столовую, направляется по коридору на кухню, она явственно ощущает запах папиного жаркого из оленины, слышит, как мама переворачивает страницу книги, чувствует, как напряженно шевелит извилинами Шеннон. Шеннон – зануда, с ней невозможно играть.

Мэлори иногда говорит Тому:

– Думаешь, я перфекционистка? Знал бы ты свою тетушку!

Мэлори входит на кухню. Теперь она в доме, откуда бежала двенадцать лет назад. Том-старший здесь. Хорошо бы обсудить с ним Гари.

– Все, хватит! – приказывает себе Мэлори. Нелегко пятнадцать лет жить с ужасными воспоминаниями – они всегда рядом, в любой момент могут возникнуть, как картонные фигурки в лабиринте страха на летней ярмарке округа Маркетт.

Мэлори минует кухню, подходит к лестнице, ведущей в подвал. Прежде чем спускаться, несколько раз взмахивает перед собой ножом, чтобы убрать паутину. Она часто приносит на плечах паучков, когда ходит в кладовую.

– Не приближайтесь! У меня нож! – снова возглашает Мэлори.

Даже сквозь закрытые веки и повязку она чувствует, что вступила в кромешный мрак. Ощущает характерный запах подвала – холодного цемента и плесени. Раньше она первым делом стала бы шарить по стене в поисках веревки выключателя – чтобы дернуть и поскорей осветить помещение. А в новом мире темнота уже никого не пугает.

Мэлори идет по подвалу. «Я просто пришла за консервами», – успокаивает она себя. Или их с Шеннон послали за клюквой для праздничного ужина в честь Дня благодарения. Или Том-старший показывает ей запасы в первое утро ее пребывания в доме на Шиллингем-лейн. Или она просто пришла за консервированными бобами.

Мэлори отличает консервы по крышкам даже в перчатках. Банок на полках поубавилось.

«Да, запасы тают», – думает Мэлори. Привычные мысли и действия успокаивают. Она шарит по полке, а сама прислушивается и пытается поймать запах человеческого пребывания – не жил ли в доме этот «переписчик»? Мэлори почти уверена, что он наврал насчет переписи.

– И что он себе думал? – возмущается она.

Бобов она пока не нашла. Все же ткань перчаток мешает.

– Что я его просто впущу в дом?

Она снимает одну перчатку, и снова, как в лабиринте страха, возникает яркий образ – тварь дотрагивается до ее оголенной руки. «И кто, по-вашему, будет вести перепись? В стране ни одной организации не осталось!» – думает Мэлори.

Она быстро находит бобы и надевает перчатку. Разворачивается к выходу.

Шум наверху… Или показалось?

Детям велено оставаться дома, пока Мэлори обходит лагерь. Они знают правило, только не факт, что послушаются. Подростки… Из подвала нет надежды различить звуки из третьего домика.

– Если тут кто-нибудь есть… – начинает Мэлори.

Голос срывается. Она свыклась со страхом, однако и у нее еще бывают моменты, когда ужас берет верх. Как сейчас – когда она стоит одна в подвале, в заброшенном лагере. И совсем недавно в дверь ее дома стучал подозрительный незнакомец. И она не видела его лица.

«Мне бы пистолет», – невольно думает Мэлори. Олимпия давно убеждает – им пора завести оружие. Цитирует тысячи книг, где огнестрельное оружие спасает героям жизнь. Мэлори против. Не хватало еще, чтобы Том экспериментировал с ружьем. Он непременно изобретет какую-нибудь автоматическую наводку и будет бесконечно горд. Однажды Мэлори откроет дверь и получит пулю в лоб. Да и не только Том представляет опасность. Любой из них может стать убийцей, если увидит кое-что.

Однако сейчас Мэлори не отказалась бы от дополнительной защиты – помимо острого ножа и боевого духа.

Надо слушать. Принюхиваться. Ждать.

Последние десять лет она только это и делает. Иногда реальность смешивается с воспоминаниями, и ей кажется, будто они всегда так жили. Уже трудно представить, что она не замирала на пороге, принюхиваясь, всякий раз, когда входила в комнату. А когда родители возвращались из магазина – неужели она отпирала дверь и даже не спрашивала, закрыты ли у них глаза?

Повязка размывает границы – во мраке нет ни прошлого, ни будущего. Ощущение времени теряется.

Банка с бобами в одной руке, нож – в другой, палка под мышкой. Мэлори снова идет к лестнице. Наталкивается ногой на ступеньку быстрей, чем ожидала.

«От страха», – понимает она.

Страх – это плохо. Сначала электрическим разрядом проходит по телу дрожь – от макушки до пяток. Бегут по спине мурашки. Если страх не остановить, он разрастется в полной мере – станет паникой.

Что-то шевелится за спиной – в глубине! Мэлори резко оборачивается. Нет, почудилось. Том с Олимпией сказали, что он ушел – значит, ушел. Детей никогда не подводит слух.