Читать книгу "Подружка невесты - Рут Ренделл"

Заглянула Черил. Судя по одежде, она явно собиралась уходить. Черил принюхалась и вздрогнула:

— Я не буду ничего есть.

— Надеюсь, у тебя не анорексия, — беспокойно сказала Кристин и стала внимательно разглядывать дочь. Кристин всегда вытягивала шею так, что ее лицо находилось в дюйме от лица другого, будто это помогало ей увидеть нечто скрываемое расстоянием. — Он тебе купит что-нибудь поесть?

— Кто это «он»? Мы идем в боулинг большой компанией.

Черил была нервозная и очень худая девушка со светлыми волосами, кое-где покрашенными в зеленый цвет, и прическа ее больше всего напоминала ершик для мытья посуды. На ней были джинсы в обтяжку и большая черная кожаная куртка. Не будь Черил его сестрой, не знай Филипп, что она за человек, он принял бы ее за девицу легкого поведения, встретив случайно на улице. Выглядела она жутко: на лице блестел гель, помада почти черная, ногти — тоже черные, как лакированная кожа. Филиппу казалось, что сестра что-то употребляет, но он не хотел даже об этом думать. Его пробирала дрожь от одного предположения, что это могут быть тяжелые наркотики. Но на какие деньги она их покупает? Чем занимается, чтобы их достать? У нее нет никакой работы. Он смотрел на сестру, стоявшую у стола и изучавшую мамины баночки и бутылочки, особенно новый флакон с какой-то пеной «для создания прически». Она окунала в него свой черный ноготь и, поднося к лицу, нюхала. Если Черил что-то и интересовало в жизни, так это косметика («парад красоты», говорила сестра, разглядывая полки с кремами, гелями и прочим), но все же она не пошла на курсы косметологов, как советовала Фи. Потертый черный кожаный рюкзак висел у нее на плече. Однажды, неделю или две назад, Филипп увидел этот рюкзак открытым: в нем валялись какие-то бумажки, а также десяти- и двадцатифунтовые банкноты. В тот же день он решился спросить, откуда у сестры такие деньги, но Черил толком не ответила. А потом просто открыла рюкзак и показала брату: там не было ничего, кроме кошелька с пятьюдесятью пенсами мелочью.

Филипп очнулся от этих мыслей, услышав, как Черил захлопнула за собой входную дверь. Он побрел в гостиную, держа в руках снова наполненную чашку с чаем. Он никогда не всматривался в мебель в этой комнате, а сейчас обратил на нее внимание. Наверное, потому, что мысленно вернулся в прошлое и обстановка в гостиной напомнила ему встречу с Арнэмом и его миром. Все вещи — за исключением, пожалуй, телевизора, взятого напрокат, — были слишком хороши для комнаты, в которой стояли. Кристин пришлось продать дом и большую часть имущества — все, кроме мебели в гостиной, припрятанных дивана и кресел, а также обеденного стола со стульями красного дерева и трех-четырех антикварных вещиц. Все это казалось здесь громоздким и неуместным, странно выделялось на фоне каминной плитки, по форме и цвету напоминавшей печенье, необитых дверей и бра из розового стекла. Свернувшись калачиком, в кресле, где ему прежде никогда не разрешали лежать, спал Харди.

Увидев на днях машину Арнэма, Филипп наконец понял, какой неприятной встречи избежал. Этот человек был дома, скорее всего, он прожил там несколько месяцев, а потом переехал и не дал Кристин номер телефона. Он бросил ее, или, как сказали бы люди старшего поколения, порвал с ней. Вечера уже были светлые, и в окно Филипп видел сад, поилку для птиц и забетонированный участок земли, где когда-то стояла Флора. Он вспоминал, как мать хотела подарить статую Арнэму.

Кристин вошла в комнату с тарелками картошки с фасолью. Вода из стаканов, полных до краев, расплескалась на поднос. Филипп быстро забрал его. Мать делала все что могла. Но удавалось ей — да, это ужасный упрек — только то, что связано с чувствами. Любить мужчину, создавать в доме атмосферу счастья и благополучия Кристин умела, в ней это было от природы. Но ничего не поделать с тем, что ее дорого содержать, что она много тратит, что она вообще человек, который, работая, имеет меньше денег, чем когда ничем не занимается.

Они сидели перед телевизором, это на время избавило их от необходимости разговаривать. Было еще только семь часов. Филипп тупо смотрел на экран, где скакала танцовщица в перьях и в платье из люрекса. Филипп заметил, что мать, с подносом на коленях, украдкой открыла «Брайдз», журнал для невест, и с тоской рассматривает нелепые фотографии девушек в белых атласных кринолинах. Даже Фи ничего такого не хотела, она уже смирилась с тем, что на свадьбе будет в платье, сшитом портнихой, и с тем, что поставщики провизии называли «шведский стол». Расходы было решено поделить, но даже в этом случае… А Кристин до сих пор грезила о свадебном платье за тысячу фунтов, банкете и дискотеке.

Она смотрела на сына. Филипп вдруг понял, что ни разу за все свои двадцать два года не видел мать сердитой. Когда Кристин понимала, что собеседник вот-вот устроит скандал, ее лицо вытягивалось, прямо как сейчас, в глазах появлялся страх, а губы расплывались в мягкой улыбке, полной надежды.

— Какой смысл хранить эту открытку? — Филипп решил пойти окольным путем, спрашивая о том, о чем ему спрашивать не хотелось, тем более, что ответ на свой вопрос он знал.

Кристин покраснела и отвела взгляд:

— Если хочешь, можешь ее убрать.

Объяснила бы Кристин сыну, почему так наивно еще надеялась на что-то, если бы в этот самый момент не вошла Фи? Фи не вошла — ворвалась в комнату, как ураган, хлопнув сначала входной дверью, а потом дверью в гостиной. Она посмотрела на подносы, сделала звук погромче, а потом выключила телевизор, опустилась в кресло и раскинула руки.

— Ты что-нибудь ела, дорогая? — спросила Кристин.

Скажи Фи, что нет, мать все равно не сделала бы даже бутерброда. Она, как обычно, просто поинтересовалась, а Фи, как почти всегда, в ответ лишь кивнула головой.

— Не понимаю, почему люди не держат слова и ничего не делают. Почему они не выполняют своих обещаний? Представляете, Стефани еще даже не начала шить себе платье, а ведь она еще должна шить для Сенты.

— А почему Сента не может сама? — спросил Филипп, хотя его не очень-то интересовало, чем занимаются будущие подружки невесты на свадьбе сестры.

— Знал бы ты Сенту — не спрашивал бы. На самом деле, забавно посмотреть на нее за шитьем.

— Она двоюродная сестра Дарена?

Фи кивнула, но казалось, что расспросы ее раздражают. Потом она усмехнулась, сморщив нос, и посмотрела на брата заговорщицки. Внезапно Филипп осознал, как боится скорого расставания с сестрой. После свадьбы, до которой осталось всего три недели, она уедет и больше никогда не вернется. От Черил проку никакого: ее никогда нет дома. Ответственность за мать останется на нем одном, и где гарантии, что такое положение вещей когда-нибудь изменится и он когда-нибудь будет свободен?

Филипп по-прежнему иногда видел машину Арнэма, припаркованную в метре от обвитой плющом глухой стены. Он, возможно как и Кристин, когда-то верил (или наполовину верил), что Арнэм так и не вернулся из командировки, остался в Америке по какой-то необъяснимой причине. Или заболел. Лежал в больнице несколько месяцев и не мог ни с кем связаться. Или даже умер. Филипп вскочил с дивана и сказал, что погуляет с Харди не как обычно — вокруг дома, — а чуть дальше. Фи пойдет? Вечер был приятный, мягкий, очень теплый для апреля.