Читать книгу "Дважды коронован - Владимир Колычев"

Трюфель был без волыны и стоял в освещенном холле, в то время как непрошеный гость находился в темной комнате.

– Руки в гору, козел! – заорал Фурман. И, не дожидаясь, когда хозяин подчинится, нажал на спусковой крючок. Вернее, страх перед ним толкнул его к выстрелу. Вдруг Трюфель придумает способ, как вывернуться...

Жакан попал бандиту в живот, он упал, скорчившись от боли, засучил ногами и захрипел, с ненавистью глядя на Фурмана, вышедшего к нему на свет.

– Узнаешь?! Узнаешь... Хорошо, что узнаешь. Хоть знать будешь, кто тебя, падлу, грохнул!

– Тебя... Тебя самого грохнут... – зажмурив от боли глаза, простонал Трюфель. – Ты даже не представляешь... не представляешь, с кем связался... Еще пожалеешь...

– Может быть, но только после тебя.

В холл, запахивая халат, неосторожно вошла девушка. И остолбенела, глядя на едва живого Трюфеля. Это была та самая темно-русая красотка. Фурман глумливо оскалился и навел на нее ствол обреза.

– Не надо! – в ужасе пискнула она, вжимаясь спиной в дверной косяк.

– Тут один только ствол заряженный. Как раз для тебя. Постреляем?

– Н-нет...

– А кто тебя, коза, спрашивать будет? – Фурман упивался своим могуществом. – Кто в доме?

– Паша... Я... – жалко пробормотала девушка.

– Кто «я»?

– Рита.

– И все, больше никого?

– Никого.

– А я?

– Э-э...

В дверь вдруг постучали, и в глазах Риты на мгновение вспыхнула надежда. Но Фурман знал, кто ломится в дом, и приказал:

– Открой!

Девушка надеялась на подмогу, а увидела Горемыку и Косого.

– Ух ты! Уже? – глянув на притихшего Трюфеля, спросил Горемыка.

– У-тю-тю-тю! – показал девушке козу Косой.

От одного только их вида у нормального человека могла начаться икота, а у Риты даже волосы зашевелились на голове.

Моток зашел в холл из кухни, в точности повторяя путь Фурмана. Не поленился, не испугался, в отличие от своих неповоротливых дружков. Рита и на него глянула, но не шарахнулась, как лошадь от волка. Не мог он ее напугать сильнее, чем Горемыка и Косой. Да и выглядел парень вполне нормально. Круглолицый, курносый, в глазах ирония – жесткая, но не злая. Жилистый, тяжелокостный, движения мощные, уверенные. Хотел бы Фурман, чтобы Моток стал его правой рукой.

Он откинул стволы обреза, забил в пустой ствол патрон, вернул все на место и взвел курки. Оружие протянул Мотку, движением головы показывая на едва живого Трюфеля:

– Добей!

Моток, соглашаясь, кивнул, но обрез не взял. Вышел в комнату, вернулся с большой пуховой подушкой в руке, бросил ее на голову Трюфелю и только тогда забрал у Фурмана оружие. Приставив стволы к голове жертвы, он без содрогания нажал на спусковой крючок.

Подушка оказалась отличным глушителем – выстрел прозвучал совсем негромко.

– Соседи вокруг, могли услышать, – будто оправдываясь, сказал Моток.

– В натуре, – озадаченно почесал затылок Фурман, глядя, как из-под лопнувшей головы Трюфеля расползается лужа крови.

– Я там смотрел, ну, когда сюда лез, окна в соседнем доме не зажглись, – продолжал Моток. – Ты стрелял, но, похоже, никто ничего... Может, я еще пойду гляну, что там да как, а?

Вернув Фурману обрез, он шагнул к лестнице на второй этаж, шлепнув по пути Риту по мягкому месту. Девушка скривилась от омерзения, но не взвизгнула. Похоже, она уже поняла, что никуда ей от судьбы не деться.

Моток поднялся на второй этаж, а Фурман кивком головы показал Рите, чтобы она прошла в гостиную, где только что безобразничала с Трюфелем. Там просторно, и стол накрыт – шампанское, виски, разносолы. Окна выходили в огород, и соседям не видно, что происходит в доме. Но на всякий случай он велел Горемыке зашторить окно. Тот беспрекословно подчинился. Хоть и Моток добил Трюфеля, но завалил его все-таки Фурман. Он своей цели добился, и теперь Горемыка, считай, его раб. Договор, как говорится, дороже денег.

Моток будет наблюдать за подступами к дому со второго этажа, Косого Фурман отправил обследовать подвал, а Горемыку вернул в холл, следить за двором. Уходя, тот облизнулся на виски, но Юра показал ему кулак. Не сейчас. Он усадил Риту на диван, сел на место Трюфеля и обнял оцепеневшую от страха девушку. Та даже не пыталась отстраниться, отодвинуться. Зачем, если все равно догонят?

– Ну вот, теперь я твой хозяин, – развязно проговорил Фурман.

– Паша не был моим хозяином, – жалко пролепетала девушка.

– А кем он тебе был?

Фурман потянулся к бутылке виски, налил и себе, и ей. Он заслужил право немного расслабиться – и с девочкой, и вообще. Впрочем, можно обойтись и без виски, Рита и без этого пьянила его воображение.

– Мы... Мы собирались пожениться.

– Ты с ним спала?

– Это личное...

– Я – твое личное! – Одной рукой Фурман сжал ей шею, а другой – расстегнул халат. Как он и ожидал, под ним ничего не было.

– Не целка ты, а замуж собираешься! И не стыдно?

Рита попыталась запахнуть халат, но быстро сдалась: слишком крепкими оказались его объятия, задохнуться в них можно было в прямом смысле.

– Не стыдно тебе, – возбужденно шептал Юра, – потому что ты – шлюха!

Рита не смогла устоять перед его натиском, раздвинула ноги. Фурман навалился на нее, но... все повторилось, как и в случае с Зойкой. Очередной прокол.

– Шлюха ты! – взревел он, вскакивая со своего места, и схватился за лежащий на столе обрез, направляя стволы на Риту. Свой позор он мог смыть только кровью. Ее кровью!

Похоже, она поняла, что жить ей осталось пару мгновений, и зажмурилась от страха. Но все-таки попыталась схватиться за соломинку.

– Не надо! Я все скажу!

– Что скажешь?

– Где деньги, скажу... Только не убивайте!

– Деньги?! – по-настоящему удивился Фурман.

Он пришел в этот дом убивать Трюфеля, чтобы его смертью сцементировать свою бригаду, которая нужна ему для лихих дел. Он собирался работать с богатыми жертвами, разводить их на деньги, а в случае с Трюфелем как-то упустил такую возможность. Допускал, что у него могут быть деньги, но думал об этом в последнюю очередь.

– И много?

– Я не знаю... У него там комната в подвале...

– Пошли! – Юра схватил Риту за волосы и стащил ее с дивана.

Она впопыхах запахнула свой халат, и они спустились в подвал. Навстречу им вышел Косой.

– Нашел что-нибудь? – спросил Фурман.

– Да нет, дрова одни, хлам всякий...