Читать книгу "Человек с большим будущим - Абир Мукерджи"

Тут я вспомнил, как разругался с одним сержантом речной полиции в Уоппинге[23]. И только мысль о том, как он обрадуется, выловив из воды мой раздувшийся труп, заставила меня передумать.

Таким я бываю мелочным.

Как раз вскоре после этого я получил телеграмму: лорд Таггерт предлагал мне работу. Его назначили комиссаром Имперской полиции в Бенгалии, ему нужны были хорошие детективы, и он просил меня приехать к нему в Калькутту. В Англии теперь не было ничего, о чем я стал бы жалеть, и вот в начале марта, простившись на пристани с отцом Сары, я взошел на борт парохода компании «Пи энд О», отправлявшегося в Бенгалию. Перед отъездом мне удалось стянуть немного таблеток морфия из сейфа для вещественных доказательств в Бетнал-Грине[24]. Сделать это было несложно, улики терялись то и дело. Ходили слухи, что некоторые уоппингские полицейские гораздо больше зарабатывают на стороне, сбывая запрещенные товары, чем на службе. Меня же только заботило, хватит ли украденных таблеток на трехнедельное путешествие. Получалось впритык. Приходилось бережно расходовать запас, но я надеялся, что смогу продержаться на нем до Калькутты.

Увы, удача повернулась ко мне спиной. По причине непогоды в Средиземном море наш путь стал почти на неделю длиннее, и таблетки закончились за несколько дней до того, как мы наконец увидели бенгальский берег.

Бенгалия. Зеленая, плодородная и невежественная. Она показалась мне страной дышащих паром джунглей и влажных мангровых рощ — скорее водой, чем сушей. Климат в Бенгалии — один из самых неприятных на планете: ее поочередно то иссушает палящее солнце, то заливают муссонные дожди, словно Господь, будучи в дурном расположении духа, выбрал из возможных природных явлений все самые отвратительные для англичанина и собрал воедино в этом проклятом месте. Так что совершенно логично, что именно здесь, в восьмидесяти милях от побережья, в малярийном болоте на восточном берегу мутной реки Хугли, мы и решили построить Калькутту, нашу индийскую столицу. Похоже, мы любим трудности.

Я впервые ступил на индийскую землю первого апреля 1919 года. В День дураков. Очень символично. Пароход поднялся вверх по реке. Джунгли сменились полями и деревеньками из глинобитных хижин, и вот наконец за крутой излучиной нашему взору открылся огромный город, увенчанный короной черного марева из сотен промышленных труб.

Не очень-то это приятно — впервые в жизни очутиться в Калькутте без поддержки в виде наркотика. Конечно, тут стоит жара — палящая, удушающая, непреклонная. Но жара — не самое худшее. Влажность — вот что способно довести до безумия.

Река до отказа была набита кораблями. Огромные океанские торговые суда соперничали за место у причала. Если река была артерией города, то эти суда, развозящие товары по всему миру, были его кровью.

Взглянув на Калькутту, можно решить, что это столица с древней историей. На самом же деле она моложе Нью-Йорка, Бостона и десятка прочих американских городов. Однако, в отличие от них, ее не строили с надеждой на новое начало в Новом Свете. Этот город был основан по более приземленной причине. Он предназначался для торговли.

Калькутта — мы звали ее городом дворцов, нашей восточной звездой. Мы построили этот город, возвели особняки и монументы там, где раньше были только джунгли и крыши из тростника. Мы заплатили за это кровью и теперь утверждали, что Калькутта — британский город. Пяти минут здесь хватит, чтобы понять, что никакая она не британская. Но при этом индийской ее тоже не назовешь.

Правда в том, что Калькутта уникальна.

Три

Дом восемнадцать на улице Лал-базар — внушительный особняк, построенный в золотую эпоху Ост-Индской компании[25], в те дни, когда абсолютно любой англичанин, если у него было достаточно мозгов и деловой хватки, мог объявиться в Бенгалии без единого пенни и, правильно разыграв карты, сказочно разбогатеть. В средствах, конечно, стесняться не стоило. Говорят, что этот особняк построил как раз такой человек — человек, который прибыл сюда с пустыми карманами, сколотил состояние, но потом все потерял. Он продал дом кому-то, тот — кому-то еще, этот, в свою очередь, продал его правительству, и теперь здесь находился штаб бенгальского подразделения Имперской полиции.

Здание было построено в стиле, который мы называем колониальным неоклассицизмом, — сплошные колонны и карнизы, ставни на окнах, — и выкрашено в красно-охристый. Красно-охристый — это цвет британского колониального правления в Индии. В красно-охристый покрашено большинство государственных учреждений, начиная с полицейских участков и заканчивая почтовыми отделениями. Полагаю, где-то на свете, вероятно в Манчестере или в Бирмингеме, живет толстый предприниматель, разбогатевший на контрактах на производство моря красноватой охры для всех зданий британского правления в Индии.

Мы с Несокрушимом прошли между двумя отдавшими честь часовыми в шумный вестибюль, стены которого были увешаны табличками, фотографиями и прочими реликвиями, накопившимися за сотню лет существования имперских правоохранительных органов, и направились к лестнице.

Кабинет лорда Таггерта находился на четвертом этаже. Попасть в него можно было через небольшую приемную. Там сидел личный секретарь лорда Таггерта, миниатюрный человек по фамилии Дэниелс, единственным смыслом жизни которого, похоже, было служить своему хозяину, чем он и занимался с преданностью влюбленного кокер-спаниеля. Я постучался и вошел. Несокрушим следовал за мной, отставая на пару шагов. Дэниелс поднялся из-за стола. Он выглядел в точности как типичный секретарь важной персоны — бледный, безобидный и на полголовы ниже своего начальника.

— Проходите, пожалуйста, капитан Уиндем, — сказал он, провожая меня к двустворчатым дверям. — Комиссар вас ожидает.

Я вошел. Несокрушим остановился на пороге.

— Проходите, сержант, — сказал я. — Не будем заставлять комиссара ждать.

Он сделал глубокий вдох и вслед за мной переступил порог. В помещении размером с небольшой ангар для дирижаблей свет струился сквозь французские окна, играл на люстрах, свисавших с высокого потолка. Это был внушительный кабинет для полицейского. Пожалуй, главный хранитель законности и правопорядка на столь важном и вдобавок неспокойном аванпосту империи как раз заслуживал такого кабинета. В дальнем конце комнаты, за столом размером с хорошую лодку, под выполненным в натуральную величину портретом Георга V, сидел комиссар. Напротив расположился Дигби. Стараясь ничем не выдать своего удивления, я направился к столу, чтобы присоединиться к этой троице. Несокрушим следовал за мной, отставая на полшага.