Читать книгу "Кроманьонец - Валерий Красников"

Хотел ещё наручи смастерить, но и сил уже не было, и пальцы болели. Прилёг на шкуры и задумался о том, как обувь делать буду. Казалось простым вариантом – взять такой кусок кожи, чтобы ступня полностью помещалась на нём и оставались края, которые, если сделать подходящие отверстия, можно было бы зашнуровать вокруг стопы и щиколотки.

Для более сложного варианта времени потребуется гораздо больше, но главное – нужна кожа, которой осталось совсем немного. Терзало меня подозрение, что соль, воск и кожа выменяны (у кого?) Ахоем на что-нибудь другое. У соплеменников кожи и воска не видел, а зализанная соль у Таша – почти лакомство.

Ещё можно вырезать из кожи что-то вроде стельки, приклеить одну к другой, если клей получится, прошить навощённым сухожилием, прихватывая подготовленные элементы верха. Что-то в итоге да выйдет…

Неустанно массируя натруженные пальцы, пошёл посмотреть на клей. Водичка хоть и окрасилась, но кусочек в ней не растворился, а немного разбух. А это здорово! Если верить моей памяти – такой клей не боится сырости.

Оставил в плошке немного воды, чтобы она едва покрыла затвердевшую массу, и поставил посудину на угли. Принёс к костру подготовленные микролиты, основу ножа, древко для дротика и наконечник. Нарезал разных палочек-намазок и уселся ждать, когда приготовится клей.

Когда комок расплавился и превратился в однородную массу, миску с углей снимать не стал. Помнилось, что работать можно только с горячим. Замазал этим клеем паз на деревянной основе ножа и одну за другой вставил пластинки обсидиана. Отложил в сторонку просыхать.

На расщеплённый конец древка будущего дротика обильно намазал клейкую массу, вставил обсидиановый наконечник и стал с усилием наматывать сухожилия. Когда решил, что намотал достаточно, сверху ещё обмазал клеем.

Нож получился скорее оружием. Кожу, шкуры или деревяшки намного удобнее резать острой как бритва обсидиановой пластиной. Не мудрствуя, так же как крепил наконечник на древко дротика, приладил несколько пластин к деревянным ручкам. Получились удобные ножички для хозяйственных нужд.

Футляр для своего большого ножа, как и планировал, нагрел над пламенем, потом вынул из него палку. Нож в такие ножны вошёл свободно, что было хорошо для режущей кромки, но очень плохо для ношения. Пришлось наклеить на крестовину полоски кожи, намотать сверху сухожилия и ещё раз обмазать клеем. Когда всё просохло, лезвие в чехле болталось свободно, а крестовина садилась в футляр плотно.

Если своим оружием я был доволен, то чуни получились так себе. Обуваться в них решил, когда в лес соберусь. Ходить в такой обуви жарко, и мочить её не стоит: шкура выделана плохо, может загрубеть, да и запах будет от меховых карпеток ещё тот. Определился, что мастерить пока ничего не буду. Лучше с племенем больше времени проводить стану. Пожалел, что всё делал сам. Всё равно придётся обучать приобретённым навыкам соплеменников.

Как в воду смотрел!

Прошли сутки, как я подарил Таша и Лило свои поделки – обсидиановые ножички с деревянными рукоятками. Просыпаюсь от крика. Слышу голос Тоя:

– Лоло! Лоло!

Выбираюсь из землянки – а он, как и все, близко не стал подходить. Стоит и окатыши обсидиана в руках держит.

– Покажи, – говорит.

Мне понятно, чего он хочет. Ножички мои ему понравились.

Глава 3

Вода отходит. Уже кое-где по лужку можно и посуху пройти. Но всё же для демонстрации новинок и обучения выбрали тот холмик, где заросли лопуха. Так сказать, на нейтральной территории. И от моей землянки, и от стойбища – место равноудалённое.

Как я показывать буду, смотреть захотели все мужчины племени. Значит, рыбу бить сегодня они не будут. А чем же тогда племя сегодня голод утолит? На мой вопрос о перспективах рыбалки Той ответил просто:

– Рыбы много.

Уже и я телепатом становлюсь! По жестам и интонации понимаю: «Не переживай, рыбы будет много!»

Едва продемонстрировал соплеменникам, как трескается обсидиан, распадаясь на острые, как хирургический скальпель, пластины, Той вскочил и, призывая народ идти за собой, направился к стойбищу.

Там нас ждали женщины и дети. Вожак Белок вытащил из чума рода свёрток. Бросил его у входа. Женщины принялись его разворачивать. По мере раскатывания вынимали палочки и листики, застрявшие в крупных ячейках.

«То ли бреденёк, то ли сеть», – решаю.

Тина-Глина принесла верёвку и сноровисто начала чинить порванные участки.

К полудню всё племя, взяв сети, короба и корзины, двинулось вниз по течению. Мужчины несли только копья, а Той прихватил ещё и топорик. Я, понятное дело, не мог пропустить столь яркое по меркам однообразных будней событие. Отправился с ними.

Перешли вброд заболоченную балку и направились от реки к лесу. Прошли километров пять-шесть. Идём между берёзок и осин. Лёгкий ветерок принёс свежесть и запах болота. Вскоре вышли к озерцу, заросшему камышом и осокой.

Той быстро обкорнал поваленную берёзку, оставив только трёхметровую середину. Я заметил, что её ствол облеплен трутовиком. Стал озираться в поисках чаги. Вспомнилась история из прошлой жизни.

Чага – полезный для человека гриб. Мощнейший биостимулятор. Ещё в девятнадцатом веке фармацевты пытались понять, что именно в нём полезно. Крестьяне, экономя деньги на чае, заваривали рыжеватую сердцевину гриба и пили. Никто в таких деревнях не заболевал онкологическими заболеваниями. Это всё, что я знал о чаге, когда поехал с друзьями на рыбалку.

Все тогда уже в возрасте были и переживали о здоровье. Увидел я поваленные берёзки, обросшие трутовиком, как позже выяснил – ложным, и давай собирать. Феликс смотрел на мои потуги, смотрел, вдруг спрашивает: что это я делаю? Я тут же выложил всё, что знал, и об онкологической профилактике упомянул.

– Мне тоже нужна онкологическая профилактика, – пробормотал товарищ и начал осматривать стволы засохших берёз.

Смотрю, и он собирать начал. Вдвоём веселее. Насбивали по большому пакету грибов. Обмениваемся впечатлениями, что пахнут они как съедобные, и даже рыжую сердцевину в них нашли. Я подробно рассказываю, что именно её нужно нарезать кубиками и высушить. Потом, конечно, выяснилось, что мы фигнёй занимались. Зато посмеялись от души.

Сейчас я знал, что искать. Пока мужчины давили брёвнышком прибрежные заросли, медленно продвигаясь к чистой воде, посматриваю на берёзки, ищу взглядом чёрные наросты. Знаю, что обязательно найду. Заражённое спорами дерево обычно через двадцать – тридцать лет погибает. То тут, то там в роще у берега озерца стоят сухие стволы, а на земле их ещё больше.

Взял топор Тоя, небольшую корзину и углубился в рощу. Сразу нашёл два дерева с чагой. На одном чёрные наросты расположились высоко, а на втором – в самый раз, чтобы попробовать стесать их.

Топорик так себе, обычный: отретушированный кремешок сантиметров двенадцать, примотанный к палке. Но я и таким управился. Снова посмотрел по сторонам и заприметил ещё оно дерево…