Читать книгу "Как стать леди - Фрэнсис Элиза Ходгстон Бернетт"

«Насколько проще живется тем, чьи имена не входят в “Дебретт” и в “Берк”»[4], – сетовала в своем письме леди Клерауэй. – Но как быть тем, у кого есть дочери, чей возраст можно узнать у любого книгопродавца?»

Мисс Фокс-Ситон видела портрет леди Агаты на выставке в Академии художеств и лично убедилась в том, что вокруг него толпится публика, послушала, что говорили собравшиеся, и была согласна с теми, кто утверждал, будто портрет не в состоянии передать всей красоты оригинала.

– Увидев ваш портрет в первый раз, я стояла неподалеку от сэра Брюса Нормана и некоей пожилой леди, – говорила Эмили, начиная новый ряд шарфа из белой шерсти, предназначенного для застигнутых непогодой рыбаков. – Он был крайне раздосадован. Я слышала, как он говорил: «Портрет совсем не хорош. Она гораздо, гораздо красивее. У нее глаза, как незабудки». И я, как только вас увидела, тоже поняла, что неотрывно смотрю вам именно в глаза. Надеюсь, вы не сочли меня бесцеремонной.

Леди Агата улыбнулась, слегка покраснев, и подхватила изящной рукою моток белой шерсти.

– Есть люди, по природе своей неспособные быть бесцеремонными и грубыми, – любезно произнесла она, – и вы, я уверена, как раз из этой породы. Ваше вязание выглядит очень мило. Интересно, могла бы и я сделать шарф для рыбака?

– Почему бы вам не попытаться? Я наберу для вас нужное количество петель, а вы продолжите. У леди Марии есть несколько пар деревянных спиц. Хотите?

– Конечно, пожалуйста. Вы очень добры!

В этот момент в монологе миссис Ральф возникла пауза, и она, взглянув на то, как мисс Фокс-Ситон, склонившись к леди Агате, учит ее вязать, объявила:

– Ну что за добросердечное создание…

Лорд Уолдерхерст со скучающим видом вставил в глаз монокль и тоже посмотрел в другой конец комнаты. Эмили надела свое черное вечернее платье, выгодно оттенявшее белизну горделивых плеч и шеи. От сельского воздуха и солнышка лицо ее слегка посмуглело, каштановые волосы сверкали в свете стоявшей неподалеку лампы. Казалось, от нее самой исходит теплый и ровный свет, и она была искренне увлечена действиями своей ученицы.

Лорд Уолдерхерст молча ее разглядывал. Он был человеком неразговорчивым, и дамы порою считали его слишком холодным. На самом же деле он считал, что человеку его положения ни к чему себя утруждать: вести беседу он предоставлял женщинам. Они хотели говорить, потому что желали, чтобы он их слушал.

Вот миссис Ральф и говорила.

– Я не знаю никого, кто был бы более естественным и безыскусным, чем она, просто какая-то первобытная простота! Она принимает свою судьбу без всякого намека на сожаление или разочарование.

– И что же с ее судьбой? – осведомился лорд Уолдерхерст, по-прежнему разглядывая Эмили сквозь монокль и не удосужившись даже повернуться к миссис Ральф, задавая свой вопрос.

– Обычная судьба женщины из хорошей семьи, но без гроша за душой, вынужденной самой зарабатывать себе на пропитание. Она по первому же зову откликается на все предложения работы. Это один из тех новых способов, которыми женщины могут заработать себе на жизнь.

– Хорошая кожа, – несколько невпопад отозвался лорд Уолдерхерст. – Хорошие волосы – и густые.

– В ее жилах течет благородная кровь, из самых знатных в Англии, – сказала миссис Ральф, – а мою новую кухарку нашла мне именно она.

– Надеюсь, кухарка оказалась хорошей.

– Весьма. Эмили Фокс-Ситон обладает удивительной способностью отыскивать приличных людей. Полагаю, это потому, что она сама такая приличная особа, – усмехнулась миссис Ральф.

– Выглядит вполне прилично, – согласился лорд Уолдерхерст.

А урок вязания шел своим чередом.

– Странно, что вам удалось повидать сэра Брюса Нормана, – сказала Агата Слейд. – Наверное, это было как раз перед тем, как его снова направили в Индию.

– О да! Он отплывал на следующий день. Я это знаю потому, что буквально в двух шагах от вашего портрета встретила своих знакомых, и они мне о нем рассказали. До этого я не знала, что он настолько богат. Оказалось, что у него в Ланкашире есть угольные копи. О, как бы мне хотелось самой иметь копи! – И глаза Эмили засверкали от восторга. – Наверняка это так приятно – быть богатым!

– Я никогда не была богатой, – с печальной улыбкой сказала леди Агата, – зато знаю, как неприятно быть бедной.

– Я тоже никогда не была богатой, – ответила Эмили, – и никогда не буду. Вы в несколько ином положении, – смутившись, добавила она.

Леди Агата снова слегка покраснела.

Эмили Фокс-Ситон сочла уместным пошутить:

– Потому что глаза у вас, как незабудки!

Леди Агата подняла свои незабудковые глаза, в которых светилась печаль.

– О, порой мне кажется, что совсем не важно, есть у тебя хоть какие-то глаза или нет, – произнесла она с горечью.

Эмили Фокс-Ситон с удовольствием призналась себе, что после этого разговора красавица прониклась к ней симпатией. Их сближение, начавшееся над шарфом для неизвестного рыбака, шарфом, который они вынесли на лужайку и затем оставили среди разбросанных по креслам и диванчикам ковриков и подушек, продолжилось. Кстати, шарф потом вместе с ковриками и подушками занесли в дом слуги – они уже привыкли находить на лужайке связанные из белой и серой шерсти шарфы и шапки, поскольку леди Мария привлекла к работе всех гостей Моллоуи. Вечером леди Агата зашла в комнату Эмили, чтобы та объяснила, что делать со спустившейся петлей, и это посещение стало чем-то вроде отправной точки, после которой они начали обмениваться визитами.

Тем временем положение леди Агаты все осложнялось. Ситуация дома складывалась наихудшим образом, и замок Клер маячил на ее горизонте, словно грозный призрак. Некоторые торговцы, которым, по мнению леди Клерауэй, следовало бы проявлять терпение и ждать, пока ситуация изменится и им, наконец, заплатят, начали проявлять бесстыдное нетерпение. А ввиду того, что в следующем сезоне предстоит вывозить в свет Аликс, это доставляло значительные неудобства. Ни одну девушку нельзя представить и соответствующим образом выпустить в большой мир, где у нее может появиться хоть какой-нибудь приличный шанс, без определенных на то затрат. Для семейства Клерауэй затраты означали кредиты, и в тех местах, где леди Клерауэй писала об ужасном поведении торговцев, чернила расплывались от пролитых ею слез. Порою, писала она в отчаянии, кажется, что семье экономии ради надо укрыться в замке Клер, как в окопе, но как тогда быть с Аликс и ее сезоном? А ведь есть еще и Миллисент, и Хильда, и Ева…

Не раз незабудковые глаза леди Агаты затуманивались от слез. Доверие, возникшее между двумя девушками, становилось все прочнее по причинам самым простым. Эмили Фокс-Ситон не могла припомнить, в какой именно момент она поняла, что светская красавица пребывает в тоске и беспокойстве, леди Агата также не могла вспомнить, когда начала все больше откровенничать с Эмили. Агату утешали разговоры с этим рослым, простым, безыскусным созданием – пообщавшись с Эмили, она уже не чувствовала себя такой подавленной. Эмили Фокс-Ситон часто и по-доброму восхищалась красотой Агаты, что возрождало ее веру в себя. По правде говоря, Агата сама всегда считала себя красивой и верила, что привлекательность и составляет ее основной капитал. Эмили восхищалась этой красотой и даже не думала усомниться в ее всемогуществе. Она жила в мире, в котором брак не имел никакого отношения к любви и романтике, в этом же мире жила и Агата. Конечно, хорошо, если девушке нравится мужчина, вознамерившийся на ней жениться, но это не главное – если он прилично себя ведет, если он покладист, если у него имеются средства, то, совершенно естественно он ей в конце концов обязательно понравится, во всяком случае, она будет ему благодарна за удобную или даже роскошную жизнь и за то, что она не останется обузой для родителей. Это было таким облегчением для всех – сознавать, что девушка «устроена», и прежде всего это было огромным облегчением для самой девушки. Даже романы и пьесы больше не походили на волшебные сказки, в которых в первой главе околдованный красотою молодой человек и юная красавица влюблялись друг в друга, а затем, претерпев череду красочных невзгод, добирались до последней главы, в которой женились в полной уверенности, что впереди их ждет только бесконечное блаженство. Ни леди Агата, ни Эмили не воспитывались на подобного рода литературе, обе они росли в атмосфере, где к сказкам относились скептически.