Читать книгу "Посреди жизни - Дженнифер Уорф"

Теперь настала моя очередь молча смотреть на нее.

– Мне было около восемнадцати, и я, как и вы, думала: зачем они это сделали? Жизнь с таким лицом, если это вообще можно назвать лицом… да, конечно, это хуже смерти!

Я не знала, что сказать. В дверь постучали, и помощница внесла поднос.

– Спасибо, Берта. Поставьте, пожалуйста, сюда.

Матрона налила чаю нам обеим.

– Это глубокие и мучительные вопросы, дорогая, на которые не может быть ответов. Я знаю, что вы расстроены, и я вас понимаю.

– Это ужасная история. Я не хотела бы жить с таким лицом. Но что с ним было дальше?

– Он живет в пансионате для бывших военнослужащих. К сожалению, он не может жить среди обычных людей, потому что все смотрят и показывают на него.

– То есть он все еще жив! И… счастлив?

– Не знаю, но он выглядит довольным. Он садовник, а садовники всегда радостны. У него есть собака. Когда я была в вашем возрасте, я думала так же, как и вы. Вот именно так: не хотела бы я жить с таким лицом. Но вряд ли этот человек предпочел бы умереть.

– И все-таки он был молод, и даже после такого несчастья его ждала целая жизнь. Госпожа Ратцки стара, ее жизнь подходит к концу. Она говорила, что скоро умрет. Когда она добилась своей цели, ничто уже не держало ее на земле. Из-за кишечной непроходимости она бы мучилась всего несколько часов, а потом, наверное, умерла бы на руках у сына, как моя бабушка на руках у мужа.

– Однако такова работа врачей и медсестер – не допустить смерти, если это возможно.

– Но ради чего мы это делаем? На благо пациента или во имя медицинской профессии? Мы говорим, что благо пациента прежде всего, но правда ли это так? Боюсь, что сейчас на первом месте стоит оттачивание технологий и квалификации.

– Уверена, что миссис Ратцки лечили из самых лучших побуждений – чтобы сохранить ей жизнь.

– И до конца своих дней она останется беспомощной старухой, обузой для близких!

– Любая человеческая жизнь священна.

– Но и человеческая смерть священна! Или хотя бы должна быть священной, если бы мы это допускали. У меня уже есть небольшой опыт ухода за умирающими – последние несколько часов всегда были мирными, даже одухотворенными. Разве это не священное время?

– Да, конечно. Я тридцать пять лет ухаживала за больными. И до сих пор не понимаю, что подразумевается под словами «предсмертная агония», потому что никогда ее не видела.

Она помолчала немного, а затем добавила:

– Возможно, у некоторых людей я видела то, что можно было бы назвать борьбой со смертью, и на это всегда грустно смотреть. В то время как для подавляющего большинства смерть тиха и нежна.

– Но только не для миссис Ратцки. Она мучится уже пять или шесть недель, а сколько еще предстоит? Мы лишили ее этой тихой смерти.

Сестра ничего не ответила, но я уже не могла остановиться:

– Она думает, что находится в концлагере, а мы используем ее как подопытного кролика. Она не может понять, что́ мы делаем и почему. Она все время боится – боится нас.

– Знаю. Такого никто не мог предвидеть.

– Но ее уже несколько недель трясет от страха. Это ужасно, на это невозможно смотреть!

Чтобы не разрыдаться, мне пришлось встать и снова начать ходить по комнате:

– А все эти бесчисленные уколы! Десятками, ежедневно. А сейчас добавили паральдегид. От него одного можно с ума сойти. Одно безумие сменяется другим.

Я прошла по комнате туда и обратно, снова села:

– И вот что еще меня беспокоит. Все эти требования, что помощь должна оказываться во что бы то ни стало. В ее назначениях записано: «Если пациент отказывается от лекарств, необходимо ввести их путем инъекции». И нам, медсестрам, приходится делать эти инъекции. Что-то здесь не так.

– Медсестра должна подчиняться приказам врача.

– Миссис Ратцки все время отказывается от лекарств. Мы силой удерживаем ее, чтобы сделать укол. Но разве это не насилие? И кто в таком случае его совершает? Врач, который отдал приказ, или я, медсестра, которая его выполняет?

– Я не могу ответить на эти вопросы. Разве что юрист смог бы, и то сомневаюсь. Если для спасения жизни больного необходимы те или иные лекарства, он должен их получить. Любой суд подтвердит, что это медицинская необходимость.

– Тогда я не согласна с ним!

– Сестра, вы еще очень молоды и страстны. Вы пытаетесь понять вещи, слишком глубокие для нашего понимания. Раньше смерть была другой – такой, как вы описывали. У вашей бабушки случился инфаркт, она умерла на руках у мужа, и так оно обычно и случалось раньше. Но сейчас все меняется. Наука нашла много способов бороться со смертью, а к концу века их будут еще тысячи. Мы не знаем, чем это кончится. Вдруг настанет время, когда человек потеряет саму возможность умереть?

– Это пугает.

– Да, – Матрона встала во весь свой полутораметровый рост, тем самым показывая, что беседа окончена.

– И я советую вам поменьше говорить с другими на эту тему. Вас не поймут. Хуже: вас могут понять абсолютно неправильно. Ваши слова будут толковать самым зловещим образом. Поверьте, это опасная тема.

Не получается умереть

В начале 1950-х годов больница была замкнутым мирком, особенно для медсестер. Мы жили все вместе в доме для персонала, обедали тоже вместе. Естественно, мы постоянно обменивались больничными новостями. Так что, хотя после первых пяти-шести недель сама я уже не ухаживала за миссис Ратцки, я все-таки могла узнавать об ее состоянии и старалась это делать.

В какой-то момент миссис Ратцки достаточно поправилась, чтобы можно было перевести ее в пансионат для выздоравливающих, пристроенный к больнице. Это был прелестный дом с садом, спускавшимся к Темзе. И там ей было вроде бы хорошо.

Медсестры пытались научить ее, как управляться с колостомой, но она ничего не понимала и, казалось, не могла ничему научиться. Она просто бурчала что-то себе под нос, изредка тыча пальцем в свою кишку – в кишечнике нет нервных окончаний, так что боли она не испытывала. Ей было явно интересно, но совершенно непонятно, что делать с этой штукой. После трех недель в пансионате было решено, что она может вернуться домой, а там за ней будет присматривать патронажная медсестра.

Больничная машина привезла миссис Ратцки прямо к дому. Ее невестка Карен с тревогой наблюдала, как водитель помог старушке выйти из машины, пройти по садовой дорожке и затем в гостиную. Миссис Ратцки направилась прямо к дивану, бормоча что-то себе под нос и кутаясь в шаль.

Приехала патронажная сестра, добрая и услужливая женщина.

– А где она будет спать? – поинтересовалась сестра.

– Даже не знаю, раньше она спала на диване.