Читать книгу "Наука логики. С комментариями и объяснениями - Георг Гегель"

Бытие и ничто в том их единстве, которое есть наличное бытие, уже более не бытие и ничто: таковы они только вне своего единства. Таким образом, в их беспокойном единстве, в становлении, они суть возникновение и прехождение. – Бытие во [всяком] нечто есть в-себе-бытие. Бытие, соотношение с собой, равенство с собой, теперь уже не непосредственное, оно соотношение с собой лишь как небытие инобытия (как рефлектированное в себя наличное бытие). – И точно так же небытие как момент [всякого] нечто в этом единстве бытия и небытия есть не отсутствие наличного бытия вообще, а иное, и, говоря определеннее, по различению его и бытия оно есть в то же время соотношение с отсутствием своего наличного бытия, бытие-для-иного.

 Беспокойный – не нужно и объяснять, что это слово означает не «взволнованный», а «не имеющий точки покоя, поскольку в этом единстве каждая его составляющая полновесна. Можно сравнить такое беспокойное единство со списком школьных или университетских предметов, каждый из которых с точки зрения учителей «самый важный» – и лишь тогда школьное знание испытывает «возникновение и прехождение».

Тем самым в-себе-бытие есть, во-первых, отрицательное соотношение с отсутствием наличного бытия, оно имеет инобытие вовне себя и противоположно ему; поскольку нечто есть в себе, оно лишено инобытия и бытия для иного. Но, во-вторых, оно имеет небытие и в самом себе, ибо оно само есть не-бытие бы-тия-для-иного.

 Это рассуждение может быть проиллюстрировано фразой «денег нет», означающей вовсе не то, что все они провалились в какое-то небытие, а что наличные деньги сейчас не могут быть выданы.

Но бытие-для-иного есть, во-первых, отрицание простого соотношения бытия с собой, соотношения, которым ближайшим образом должно быть наличное бытие и нечто; поскольку нечто есть в ином или для иного, оно лишено собственного бытия. Но, во-вторых, оно не отсутствие наличного бытия как чистое ничто. Оно отсутствие наличного бытия, указывающее на в-себе-бытие как на свое рефлектированное в себя бытие, как и наоборот, в-себе-бытие указывает на бытие-для-иного.

3. Оба момента суть определения одного и того же, а именно определения [всякого] нечто. Нечто есть в себе, поскольку оно ушло из бытия-для-иного, возвратилось в себя. Но нечто имеет также определение или обстоятельство в себе (an sich) (здесь ударение падает на «в») или в самом себе (an ihm), поскольку это обстоятельство есть в нем (an ihm) внешним образом, есть бытие-для-иного.

 Внешним образом – означает не «поверхностно», а «действуя исключительно как факт, а не как переживание». Просто слова «факт» и «переживание» Гегель еще не вводил, поскольку после терминологической работы Канта они весьма двусмысленны и нуждаются в дополнительных оговорках.

Это ведет к некоторому дальнейшему определению. В-себе-бытие и бытие-для-иного прежде всего различны, но то, что нечто имеет то же самое, что оно есть в себе (аn sich), также и в самом себе (an ihm), и, наоборот, то, что оно есть как бытие-для-иного, оно есть и в себе – в этом состоит тождество в-себе-бытия и бытия-для-иного, согласно определению, что само нечто есть тождество обоих моментов и что они, следовательно, в нем нераздельны. – Формально это тождество получается уже в сфере наличного бытия, но более определенное выражение оно получит при рассмотрении сущности и затем при рассмотрении отношения внутреннего (Innerlichkeit) и внешнего (Ausserlichkeit), а определеннее всего – при рассмотрении идеи как единства понятия и действительности. – Полагают, что словами «в себе» и «внутреннее» высказывают нечто возвышенное; однако то, что нечто есть только в себе, есть также только в нем; «в себе» есть лишь абстрактное и, следовательно, внешнее определение. Выражения «в нем ничего нет», «в этом что-то есть» имеют, хотя и смутно, тот смысл, что то, что в чем-то есть, принадлежит также и к его в-себе-бытию, к его внутренней, истинной ценности.

 Возвышенное – в эстетике Канта – напрямую связанное с нашими глубинными переживаниями и обращающее их к непосредственному действию в мире; этим возвышенное отличается от прекрасного, которое призывает к созерцанию. К примеру, пейзаж прекрасен, если успокаивает, и возвышен, если вдохновляет помочь соседям. Гегель иронизирует над поверхностным романтическим пониманием Канта, где глубокая внутренняя жизнь считалась свидетельством восприимчивости к возвышенному, а, значит, говорила об амбициозности замыслов и масштабности будущей славы.

Можно отметить, что здесь уясняется смысл вещи-в-себе, которая есть очень простая абстракция, но в продолжение некоторого времени слыла очень важным определением, как бы чем-то изысканным, так же как положение о том, что мы не знаем, каковы вещи в себе, признавалось большой мудростью. – Вещи называются вещами-в-себе, поскольку мы абстрагируемся от всякого бытия-для-иного, т. е. вообще – поскольку мы их мыслим без всякого определения, как ничто. В этом смысле нельзя, разумеется, знать, что такое вещь-в-себе. Ибо вопрос: что такое? – требует, чтобы были указаны определения; но так как те вещи, определения которых следовало бы указать, должны быть в то же время вещами-в-себе, т. е. как раз без всякого определения, то в вопрос необдуманно включена невозможность ответить на него или же дают только нелепый ответ на него. – Вещь-в-себе есть то же самое, что то абсолютное, о котором знают только то, что все в нем едино. Мы поэтому знаем очень хорошо, что представляют собой эти вещи-в-себе; они как таковые не что иное, как лишенные истинности, пустые абстракции. Но что такое поистине вещь-в-себе, что поистине есть в себе, – изложением этого служит логика, причем, однако, под «в-себе» понимается нечто лучшее, чем абстракция, а именно то, что нечто есть в своем понятии; но понятие конкретно внутри себя постижимо как понятие вообще и внутри себя познаваемо как определенное и как связь своих определений.

 Вещь в себе (более точным переводом было бы «вещь сама по себе», наподобие «кошка, которая гуляла сама по себе») – один из ключевых терминов философии Канта, обозначающий то, что мы не знаем не только устройства мира, но и устройства отдельных вещей, так как не можем найти оснований, на которых квалифицируем вещи именно как вещи, хотя при этом отличаем их от наших внутренних или внешних реакций. Для Канта утверждение вещи в себе было основано на том, что человек, различая между своей внутренней и внешней жизнью, никогда не отождествит знание вещей ни с той, ни с другой жизнью, зато поймет, что такое знание. Но именно этот термин подвергался критике немецким идеализмом, в том числе Гегелем, прежде всего за то, что Кант не рассмотрел вопрос о том, как полагание вещи предшествует ее пониманию. Гегель показывает, что полагание вещи как таковое – это полагание ее как таковой, то есть как чистой абстракции. Тогда вещь-в-себе – такая же абстракция по отношению к ее свойствам, как наше познание – по отношению к его обстоятельствам. Когда мы читаем книгу, то не обращаем внимания на шум за окном, но и писатель, когда сочинял книгу, давал обобщенные характеры своих героев, в отвлечении от всех возможностей и нюансов их поведения.