Читать книгу "Человек у руля - Нина Стиббе"

Сестра, наделенная артистическими способностями в меньшей степени, чем мы с мамой, играла прочих персонажей – учителей, соседей и так далее. Моему младшему брату Джеку изредка перепадали крошечные, хотя и важные роли, например фельдшера скорой помощи или судьи, а как-то раз – аптекаря.

И хотя к участию в постановках у меня было сложное отношение, я должна признать, что пьеса была хорошо написана. Умело, иногда весело и всегда жизненно – ничуть не хуже пьес по телику или в театре, за исключением разве что пьес Теренса Рэттигана, который меньше объяснял, но показывал столько же. Мама слишком все разжевывала, и ее персонажи время от времени ломали четвертую стену, что я считала жульничеством. Но меня это заботило не так, как сестру. Вот только то, что заботило ее, рано или поздно начинало заботить нас всех.[3]

4

Препарируя визит мистера Ломакса, мы с сестрой проявили должную самокритику. Наша цель заключалась в том, чтобы они вместе выпили, а потом занялись сексом в маминой гостиной и продолжали в том же духе, пока дело не дойдет до помолвки и свадьбы. Но мы слишком плохо все спланировали и небрежно исполнили, что позволило шансам ускользнуть сквозь пальцы.

И хотя мы согласились, что мистер Ломакс далеко не идеал, себя мы оценивали, исходя из того, что он все-таки идеал, пусть на самом деле так и не было.

Было ошибкой, решили мы, не предложить ему закусок и не включить музыку, из-за этого, возможно, мистер Ломакс чувствовал себя не в своей тарелке и наверняка голодным, а если я что-то определенно и знала о мужчинах, так это то, что их совершенно не интересует секс, если они голодны. Мы также согласились, что пьеса все только усугубила, в особенности сцена с Дебби, тяжеленной, надо признать. Неудивительно, что мистер Ломакс испугался.

Но мы не сдались. Сестра сверилась со Списком мужчин, вычеркнула мистера Ломакса и добавила Кеннета, папиного шофера. Я возразила, заметив, что они с мамой ненавидят друг друга до глубины души, но сестра ответила, что от любви до ненависти один шаг, то есть вы с большей вероятностью займетесь сексом и выйдете замуж за человека, которого ненавидите, чем за человека, к которому вы равнодушны. Я хорошенько подумала, и эта мысль показалась мне разумной. Что меня обеспокоило.

Следуя той же логике, мы добавили в Список механика по имени Денис, который почти уже вышел на пенсию и таксовал на своем «форде зодиак», – его мама тоже терпеть не могла.

Я спросила, не проще ли подтолкнуть ее к воссоединению с папой. Сестра сказала, что нет. По ее мнению, они все еще были как вода и камень. Кроме того, сама память о папе начала блекнуть. В то время так всегда бывало с разведенными отцами. Они старались не маячить – из соображений вежливости и удобства. Это справедливо и для неразведенных отцов, но с разведенными вы и вовсе никогда не встречались, разве что за редким воскресным обедом или когда топали по полю на пикник. В вашей личной жизни разведенный отец не участвует, и для Крошки Джека это стало проблемой, ведь в доме не было мужчины, который мог бы научить его, как изобразить ба-бах от взрыва, или объяснить, почему Западная Германия играла лучше Эквадора. Не то чтобы наш конкретный отец был способен хотя бы на что-то одно из этого – речь о принципе. Но хуже всего, что в вашей общественной жизни разведенный отец тоже не участвует – не ходит на родительские собрания, спортивные соревнования, школьные пьесы и выставки. Не видит, как вы играете на сцене, как вы стараетесь, выигрываете и проигрываете, не знает, какие вы молодцы, – а это стало проблемой уже для моей сестры: папа не слышал похвал ее школьным успехам, а потому не мог восхищаться ею в той степени, в какой она того заслуживала. Иногда она сама рассказывала ему о своих успехах, но казалось, что она хвастается и преувеличивает, и всем присутствующим от этого становилось тошно, так что сестра оставила это.

Меня отсутствие отца в моей личной и общественной жизни задевало меньше всего. Возможно, потому, что я не сомневалась, что он был бы хорошим отцом, если бы не развод. Я вовсе не страдала от того, что больше никто не напоминает мне, что следует сохранять палочки от леденцов, а то вдруг меня посетит непреодолимое желание построить модель Лестерширской тюрьмы, как случилось с папой в детстве (хотя он использовал спички). Память у меня хорошая, и я в достатке получила от него жизненных советов. А его одобрения мне не требовалось. Просто я считала, что по сравнению с остальными мужчинами из Списка он самый милый и самый хороший, и, что важнее, его мы знали лучше всех. Хотя папа и присутствовал в Списке, но (пока вы чего себе не придумали) до романтического повторного брака дело не дошло, даже попытки в этом направлении не предпринимались: мы решили, что все это слишком запутанно и маловероятно плюс требует дорожных расходов.

Мы пришли к согласию, что пока больше не стоит заманивать мужчин на встречу с мамой, сначала нужно поподробнее изучить ситуацию и разработать порядок действий. Между тем мы придумали и промежуточные проекты – дабы подбодрить маму и, как мы надеялись, предотвратить сочинение пьесы. Моя сестра была горазда на быстрые решения: завести еще одного жеребенка, поехать в театр за пятнадцать миль от нашего дома или построить кормушку. Она даже подумывала притвориться, будто произошло нечто ужасное, а потом развернуться и объявить, что тревога ложная, и мама тут же ощутит невыразимое облегчение и поймет, до чего же ей повезло в жизни. Но, на мой взгляд, идея была слишком рискованной.

Я предпочитала проекты подлиннее, сулящие разнообразные последствия. Например, обсадить аллею тополями, как это делают во Франции, чтобы деревья защищали нас от знойных ветров, или подружиться с кем-то навроде миссис С. Бороды – эта леди жила через дорогу и казалась единственным симпатичным человеком во всей деревне, она ругала нас за то, что мы мусорим, но только если мы и в самом деле мусорили, а когда мы не мусорили, она улыбалась и иногда даже зачем-то махала нам рукой.

Лучшее, что мне пришло в голову, учитывая чрезмерную худобу мамы, – заняться кулинарией, тем более что даже поджаренный хлеб и соус из петрушки нам порядком надоели. Сестра про все мои идеи говорила, что они либо слишком амбициозные, либо «навряд ли принесут плоды», имея в виду, что они так и останутся идеями. Что касается кулинарии, она сочла этот прожект нереалистичным, потому что мама ненавидела еду почти так же сильно, как она ненавидела шофера (из всех слов в английском языке она больше всего не любила слово «порция»).

И тогда сестра, куда более практичная, чем я, выступила с удачной и простой идеей, которую она представила так естественно, что я едва заметила, как это случилось.

Мы сидели в маминой спальне. Там стояла тяжелая кровать с уродливым балдахином и прочая неуклюжая мебель из грецкого ореха, и мне очень не нравились все эти древесные разводы, которые я бы охотно покрасила симпатичной изумрудной краской. Но мы любили здесь сидеть. В спальне приятно пахло и все выглядело так, как и до расставания с папой, – то же белье, те же флакончики с духами и т. д. Мама даже повесила над незажженным камином картину, на которой была изображена Офелия. Другие старые картины она снесла на чердак, заменив их изображениями абстрактных штуковин оранжевого и желтого цвета и старыми рекламными вывесками, предлагающими купить моторное масло и средства от несварения.