Читать книгу "Комната чудес - Жюльен Сандрель"

* * *

Вечером одиннадцатого дня меня пригласили на беседу с заведующим отделением, неким Александром Бограном, пользовавшимся в больнице всеобщей любовью. Зачесанная челка, неотразимая улыбка. В других обстоятельствах я бы, пожалуй, не отказалась от встречи с ним с глазу на глаз. Но он был настроен серьезно. Кроме того, обстановка, откровенно говоря, мало располагала к флирту. Я испугалась. Молча села на стул, глядя себе под ноги, руки со сжатыми кулаками сложила на коленях и плотно стиснула зубы. Я постаралась полностью от него закрыться.

Врач приступил к объяснениям. Говорил он медленно, подбирая каждое слово. Мой мир окончательно рухнул. Луи не проявлял никаких признаков пробуждения. Медики обеспокоены. Не уверена, что точно запомнила все прозвучавшие термины. Вроде бы Луи находился в состоянии, которое называют вегетативным. Что это означает? Что он дышит, что у него действуют некоторые рефлексы, а энцефалограмма показывает наличие энцефалопатии. Черт, вы можете выражаться яснее? Я начала терять спокойствие. Врач – нет. Наверное, привык к срывам доведенных до отчаяния родителей. Смысл его речи сводился к следующему: на энцефалограмме нет явных признаков смерти мозга, но активность нейронов хаотическая. Все очень серьезно. Прогноз под вопросом. Надо ждать.

Кажется, после этого я и заорала. Или это было раньше, когда он произнес слово, о котором я последние одиннадцать дней запрещала себе даже думать? Смерть. Луи мог умереть. Я спросила, сколько надо ждать. Он не ответил. Я задала тот же вопрос во второй и в третий раз, с каждым повтором повышая голос. Я задыхалась, по лицу у меня текли слезы, я размазывала их по щекам и запускала руки в волосы, твердя, что этого не может быть. Я чувствовала, что теряю рассудок. Александр Богран стоял на своем: «Мне очень жаль, мадам, но на этот вопрос я вам ответить не могу». Я настаивала: он не имел права оставлять меня в неведении, он наверняка знал, сколько времени потребуется, чтобы понять, что с моим сыном. Нет, мы должны наблюдать за тем, как ведет себя его тело, а главное – его мозг. Как только появятся хоть какие-то изменения, мы сможем заново оценить ситуацию. А если ничего не произойдет? Если не будет никаких изменений, сколько времени вам понадобится, чтобы заявить, что все, надежды нет? Отвечайте, черт вас дери! Ответьте, умоляю вас! Мне надо знать. Мне необходимо это знать.

Я это узнала. Снова села. Сердце разорвало в клочья. Александр Богран положил руку мне на плечо. Слез у меня не осталось. Месяц. Если через месяц состояние Луи будет прежним, перед врачами встанет вопрос о целесообразности продолжения лечения; не исключено, что они примут решение прекратить искусственно поддерживать жизнь моего сына. Если через месяц они придут к выводу, что надежды на восстановление функций мозга нет, то понапрасну его мучить они больше не станут, это было бы жестоко, бесчеловечно. Тогда они отключат его от аппаратуры. Месяц. Целый месяц. Всего лишь месяц. Но пока ничего еще не известно. Мужайтесь. Терпите. Я его поблагодарила. Он в последний раз поинтересовался, все ли со мной в порядке. Разумеется, ответила я. 

* * *

Из больницы я вышла в состоянии невменяемости. И тут же услышала громкий свист, который узнала бы из тысячи. Это был резкий ковбойский посвист, каким пастух созывает стадо; я его терпеть не могла. Обернувшись, я ее увидела. Она стояла уперев руки в боки и сверлила меня взглядом. Моя мать. Только ее мне не хватало. Только не сегодня. Особенно не сегодня.

Я сделала вид, что не заметила ее, и ускорила шаг. Она издала еще с десяток коротких свистков, подзывая меня как собачонку. Я остановила такси и побыстрее забралась в салон с затемненными стеклами. Мать бросилась ко мне, на бегу размахивая руками (ей шестьдесят лет, и она здорова как бык). Я не знала, куда ехать, но возвращаться домой не хотела и назвала водителю адрес одного ресторана. Почему бы не отметить последний месяц жизни моего сына в шикарном заведении? В этот вечер мне пришлось впервые столкнуться с отказом официанта выполнить мой заказ. Когда я попросила принести мне третью бутылку безумно дорогого вина, меня вежливо попросили оплатить счет и освободить помещение. Мне это категорически не понравилось. Что там в точности произошло, я помню смутно: судя по всему, меня вывели из ресторана силой. Ужин не стоил мне ни гроша; они рассудили, что им выгоднее избавиться от пьянчужки, не требуя с нее денег, чем терпеть скандал в этом изысканно-уютном местечке.

Поймать такси до дома мне стоило великого труда. Машины останавливались возле меня одна за другой, но стоило водителю увидеть, в каком я состоянии, как он мгновенно давал по газам. Хорошо, что нашелся благородный рыцарь по имени Мамаду, который все-таки доставил меня домой. Высадив меня у подъезда, он спросил:

– Вы уверены, что с вами все хорошо, мадам?

– Разумеется, месье таксиводитель, у меня все отлично.

Машина уехала, я вошла в предбанник между уличной и внутренней дверью и рухнула на пол.

Глава 6
Не сдаваться
До конца срока 30 дней

Проснулась я в своей постели. Голова раскалывалась. По кусочку восстанавливая в памяти события вчерашнего вечера, я испытывала два противоречивых желания: то ли пойти проблеваться, то ли забиться в какую-нибудь мышиную нору. Меня грыз стыд. Я только надеялась, что меня не видел никто из соседей. Но тут до меня дошло, что я понятия не имею, как, черт возьми, добралась до своей квартиры. Последнее, что я помнила (хотя, признаюсь честно, это были весьма смутные воспоминания), это как я входила в подъезд. Я медленно встала в постели. Голова кружилась. Мне удалось сделать несколько шагов, выползти из спальни и добрести до гостиной.

Свист. Я вздрогнула и обернулась. Мама.

Она была в фартуке, в правой руке – шланг пылесоса, левая, сжатая в кулак, – на бедре. Ее фирменная поза, свидетельствующая о крайней степени нетерпения.

– Дочь моя! На кого ты похожа? На тебя смотреть страшно!

– Здравствуй, мама. Что ты здесь делаешь?

– Развлекаюсь, как видишь. Пытаюсь навести подобие порядка в этом свинарнике. Я понимаю, что тебе сейчас не до того, но не до такой же степени! Я уж собиралась звонить на телевидение, срочно вызывать двух подружек из передачи, которые показывают, как наводить чистоту в самых засранных квартирах.

Я огляделась. Она была права. Но я не могла сказать ей: «Ты права», – слова застряли бы у меня в глотке. Поэтому я молча плюхнулась на диван, взяла плед и закуталась в него с ног до головы.

– Кстати, можешь не искать свое винище. Я его выбросила.

– Что-о?

– Я все выбросила.

– Мам, ты охренела? Это не винище! Это хорошее вино, и я заплатила за него несколько сотен евро.

– Следи за выражениями, дорогая. Мне все равно, сколько ты за него заплатила. Больше так продолжаться не может. С этой минуты я беру контроль в свои руки.

– Нет, мама, ты не берешь контроль в свои руки. Ты оставляешь меня в покое. Если я время от времени позволяю себе выпить бутылочку вина, это мое дело. И в уборщицы я тебя не нанимала. Поэтому, пожалуйста, иди домой.