Читать книгу "Сделка с Ведьмой - Татьяна Михаль"

Не будет же Лима рассказывать Максу, что ее руки настоящие рентгены, даже круче. Она с помощью рук, точнее ладоней и кончиков пальцев, «увидит» все пораженные участки его организма.

— Далее, я нанесу мазь собственного приготовления, которая впитает в себя все токсины и снимет ороговевший кожный слой. Потом мы тебя хорошенько помоем и я снова измажу тебя одной чудеснейшей мазью, правда пахнет она специфически… ну да ничего, потерпишь…

— Не нужны мне никакие осмотры и мази! От этого не будет никакого толку! Я не собираюсь подвергать себя такому унижению. Гена, убери ее отсюда!

Геннадий, что как раз вошел в комнату, коварно улыбнулся и отрицательно покачал головой.

— Предатель!

— А еще мы с завтрашнего дня начнем заниматься с тобой на тренажерах, что сегодня вечером соберут и установят прямо здесь. — «Обрадовала» Макса Лима. — Гена, молодец, оперативно все приобрел и даже сегодня все доставят. Очень скоро эта спальня превратится в настоящий спортивный зал. Ну а сейчас Гена, мне нужно, чтобы ты помог мне раздеть нашего подопытного и попереворачивал его.

— Гена, если ты дорожишь нашей дружбой, если тебе дорога твоя задница, ты даже не вздумаешь помогать этой…

Гена снова улыбнулся и сказал:

— Для твоего же блага, Макс.

— Отлично, убирайся! Я больше не хочу тебя видеть! Гена, ты что, меня не слышишь?

Помолчав, Макс продолжал с интонацией упрямого ребенка:

— Я говорю абсолютно серьезно, слышите, вы, оба? Вы понапрасну тратите время! Гена не смей меня оголять! ГЕНА!!!

Геннадий остановился и замешкался, и пока не стал откидывать даже простыню.

— Почему бы тебе не заткнуться?! — рявкнула на него Лима.

— Это мой дом. — Макс уже едва сдерживался, глаза метали молнии, у рта чуть ли не пена была. — Я не просил тебя работать со мной, Олимпиада! Мне не нужны твои дерьмовые услуги! И ты сама мне тоже не нужна!

— Поздно пить боржоми, Макс…

— Это все ерунда! Я просто хочу…

— Дуться. Жалеть себя. Хандрить. Купаться в жалости к себе, потому что ты, наконец, обнаружил нечто, что нельзя купить за деньги! — выпалила Лима прямо ему в лицо.

— Да! — выкрикнул Вербицкий. — А почему бы и нет?!

Он руками сердито ткнул в неподвижные ноги, прикрытые простыней.

— Посмотри на меня!

— Я как раз собиралась это сделать, — и прежде чем Макс успел помешать ей, она сдернула с него простыню.

Гена прикрыл лицо ладонью…

Сначала сводил всех с ума один Макс, теперь, к его истерикам, добавилась эта экстравагантная Олимпиада Миленькая.

Макс даже задохнулся от неожиданности, и Лима тоже, хотя и попыталась это скрыть.

Она видела множество человеческих тел: худых и толстых, мускулистых и дряблых, загорелых и бледных, красивых и некрасивых, но еще никогда ей не доводилось видеть настолько пропорционального, даже идеального мужского телосложения. Тело Максимилиана было похоже на статую Давида работы Микеланджело. Только его тело было намного более мужественным, покрытым мягкими темными волосами, к которым Лиме вдруг неудержимо захотелось прикоснуться.

Было очевидно, что Макс несколько дней ничего не ел. Явственно проступили ребра. Но не оставалось никаких сомнений, что до несчастного случая Вербицкий много занимался спортом — пресс, мускулы на груди и на ногах были хорошо развиты. Оказывается, мужчина находился в кровати абсолютно обнаженным, и Лима с удовольствием рассмотрела все его «детали». И ей не приходилось сомневаться, что Макс мог удовлетворить самую требовательную женщину.

— Очень мило. У тебя прекрасное тело, Макс. И я буду с удовольствием с ним работать. — Лиме удалось сохранить привычную ведьминскую невозмутимость. — Я могу понять, почему тебя так расстраивает тот факт, что такие замечательные мускулы больше на тебя не работают. — Она бросила белое полотенце ему на низ живота. — Начинаем. Гена, ты так и будешь изображать статую или поможешь мне?

* * *

— Это пустая трата времени, — ворчал Максимилиан, когда Гена его перевернул на живот и проклятая женщина начала прощупывать его спину, спускаясь к его заднице!

— Это мое время, Макс. И его мне оплачивает Геннадий, если ты забыл. Ну, а тебе итак нечем заняться. Так что ты можешь просто лежать, молчать и получать удовольствие.

Несколькими совершенно непристойными фразами Макс обозначил то, что хотелось бы ему сделать с Лимой.

Она лишь хмыкнула, а Гена тяжело вздохнул и с укоризной, посмотрел на своего друга.

— Это у тебя пока не получится, уж извини. Но боюсь, что когда ты достигнешь необходимой для вышесказанного тобой формы, то ты меня уже не захочешь, так как я тебе надоем до истерики. И если тебе кажется, что ты сейчас меня ненавидишь, ты увидишь, что будет, когда мы займемся ПНП.

— Это еще что за гадость?

— Психоневрологическая помощь.

Глаза Макса опасно загорелись.

— Звучит ужасно и я не псих!

— Конечно же не псих, я этого не говорила. Но пока будет достаточно и моего массажа, физических упражнений и мазей. Завтра утром мы сразу начнем с упражнений стоя, а затем переведем тебя на специальный стол для гимнастики.

— Упражнения стоя? Ты головой стукнулась? Я не могу стоять, дурья твоя башка!

— На наклонном столе и трапеции мы будем заниматься. — Не обращая внимания на оскорбления, продолжила ведьма. — Ты же не хочешь застоя крови, верно? А потом, упражнения стоя помогают опорожнить мочевой пузырь. Мне очень не хочется, чтобы тебе пришлось вновь пользоваться катетером, пока ты лежишь. Это может привести к возникновению инфекции, образованию камней в почках, циститу и сперматоциститу.

— Мы не могли бы поговорить о чем-нибудь другом? — лицо Макса побледнело и исказилось в отвращении.

— Разумеется, мы можем. О чем бы ты хотел поговорить?

— С тобой — ни о чем.

Лима взяла его правую ногу и начала прощупывать, прикрывая глаза и «просматривая пальцами» его тело.

— Как часто тебя переворачивали?

Макс промолчал.

— Ты этого не позволял, — резюмировала Лима, с негодованием взглянув на Гену, который виновато потупил взгляд.

— Потому что — это унизительно! — воскликнул Максимилиан.

— Вообще, тебя надо переворачивать и массажировать каждые два часа.

— Бред… ничего мне надо.

Ведьма раздраженно вздохнула.

Геннадий покивал головой на ее раздражение.

— Ничего удивительного, что у тебя пролежни. Почему ты не разрешаешь людям помогать тебе?

— Я привык обходиться без посторонней помощи.