Читать книгу "Пока смертные спят - Курт Воннегут"

Д: Врезал?

О: Да.

Д: Вы утверждаете, что он первым на вас напал?

О: Хм… любопытная мысль. Если б я нанял ловкача-адвоката, он бы так это и повернул. Нет, Верн на меня не нападал, просто двинул по руке – внимание привлек. Хотя было больно. А потом сунул мне под нос плакат Петти Ли Майнот.

Д: Сунул под нос?

О: Ага, чуть ли не по лицу размазал.

Д: И что сказала горничная на слова Гарри К. Баркера о его браке с ее хозяйкой?

О: «Подождите», – сказала.

Д: Ясно.

О: А потом, когда она ушла, я повторил прямо в трубку: «Подождите», и Верн взорвался.

Д: Не оценил вашу шутку?

О: Я всего-навсего изобразил горничную, а Верн прямо с катушек слетел от злости. Как заорет: «Ну все, идиот, заткни варежку! Я каждый день вынужден слушать твой райский голосок – каждый божий день, из года в год! Сейчас я хочу послушать голос Петти Ли Майнот – а ты будь добр, заткнись! Между прочим, звонок оплачиваю я! Слушай себе на здоровье, но пасть не раскрывай».

Д: За звонок платил Верн?

О: Вот именно. Это была его идея. Началось с того, что Верн показал Гарри фотографию Петти Ли Майнот и сказал, что готов выложить сотню баксов за поцелуй этой куколки. Ну, Гарри ему и говорит: «Забавно, я ведь был на ней женат». Верн не поверил, они поспорили на двадцатку, и Гарри решил позвонить.

Д: Когда Верн разозлился, вы не стали защищаться или спорить с ним?

О: Нет, смолчал. Ясно было, что в таком настроении с ним шутки плохи. Я как будто поставил под угрозу его личную жизнь, ей-богу. Можно подумать, он завел интрижку с этой самой Петти Ли Майнот, а я взял и все испортил. В общем, я умолк, и тут как раз к телефону подошла Петти Ли Майнот. «Алло», – сказала она. «Это Гарри Баркер, – сказал Гарри. Он пытался говорить эдак с ленцой, вальяжно, даже сигарку раскурил – Верн ему дал. – Сколько лет, сколько зим, Мелоди!» «Кто это? – переспросила она. – Опять ты дурачишься, Ферд?»

Д: Кто такой Ферд?

О: А я почем знаю? Видно, ее дружок, любитель розыгрышей. Какой-нибудь нью-йоркский хлыщ с отменным чувством юмора. Гарри ответил: «Нет, это и впрямь Гарри. Мы с тобой поженились пятнадцатого октября, одиннадцать лет назад, Мелоди Арлин. Помнишь?» «Если это действительно Гарри, во что я ни капли не верю, с какой стати ты мне звонишь?» «Я подумал, ты захочешь узнать, как дела у нашей дочери, Мелоди Арлин. За все эти годы ты ни разу не звонила, не спрашивала о ней. Вот я и решил, что тебе будет интересно узнать про своего единственного ребенка».

Д: И что она ответила?

О: Несколько секунд молчала, а потом эдаким натянутым, звенящим голосом заговорила: «Кто ты такой? Вздумал меня шантажировать? Если да, то катись к черту, понял?! Вперед, сливай эту историю газетчикам, пусть растрезвонят на весь мир. Я ничего не скрываю. Да, в шестнадцать я вышла за парня по имени Гарри Баркер. Мы оба тогда еще учились в школе, а жениться нам пришлось потому, что я залетела. Валяй, рассказывай кому хочешь…» И тут Гарри ее оборвал: «Наша дочь умерла, Мелоди Арлин. Твоя крошка умерла через два года после того, как ты нас бросила».

Д: Простите?

О: Их ребенок умер. А она этого не знала. И вообще ей было плевать, как дела у дочки. Вот тебе и «чистейший идеал», мечта любого мужчины… Знаете, что она ответила?

Д: Нет.

О: Сержант, эта самая Петти Ли Майнот, чистейший идеал небесной красоты по версии «Мужской силы», сказала: «Я давно стерла из памяти ту пору своей жизни. Извини, но мне совершенно все равно».

Д: Как отреагировал Верн Петри на ее слова?

О: Да в общем никак. Глаза у него блестели, и он мерзко скалился, только зубами не скрежетал. На уме у него явно были пошлости с участием Петти Ли Майнот.

Д: А потом что случилось?

О: Ничего. Она повесила трубку – и дело с концом. Мы тоже повесили трубки, и лица у всех, кроме Верна, были унылые. Гарри встал и покачал головой. «Зря я ей позвонил, о чем я только думал?» «Держи свою двадцатку, Гарри», – сказал Верн. «Нет уж, спасибо, – ответил Гарри. Выглядел он жутко. – Не нужны мне эти деньги. Получается, они как бы от нее. – Он опустил глаза на свои руки. – А я ведь для нее дом построил. Ладный такой домик… Вот этими самыми руками!» Гарри хотел было сказать что-то еще, но потом передумал, так и вышел из конторы, разглядывая свои руки. Полчаса или около того в конторе стояла мертвая тишина, как в морге. Всем было не по себе – кроме Верна. Я посмотрел на него и увидел, что он до сих пор глазеет на плакат с Петти Ли Майнот. Верн поймал мой взгляд и сказал: «Ну и везунчик!»

Д: Кого он назвал везунчиком?

О: Гарри Баркера, кого же еще! Потому что Гарри Баркер был женат на этой чудесной женщине и делил с ней ложе. Везунчик, ну-ну… «Эх, – добавил он, – я как ее голос по телефону услышал, так сразу понял: мне и штуки баксов не жалко за поцелуй этой куколки».

Д: И тогда-то вы ему всыпали?

О: Именно.

Д: Его же собственным телефоном? По голове?

О: Точно так.

Д: И он упал без сознания?

О: Да. Я вмазал Верну Петри, потому что он – воплощение всего, что неладно с нашим миром.

Д: И что же с ним неладно?

О: Люди смотрят только на картинки вещей. А сами вещи никого не волнуют.

Д: Вы больше ничего не хотите добавить?

О: Хочу. Будьте любезны, внесите в протокол, что я вешу сто двадцать три фунта, а Верн Петри – все двести. И еще он на целый фут выше. Голыми руками я бы его не одолел, пришлось воспользоваться оружием. Я, конечно, готов оплатить его больничные счета.

Попечитель[4]

– Ах, если бы не деньги, – сказала Нэнси Холмс Райан. – Если бы не деньги…

Нэнси была замужем уже целых полтора часа. Сейчас, неярким предвесенним днем, муж вез ее из Бостона в Кейп-Код. Машина мчалась вдоль свинцового моря, мимо заколоченных на зиму дачных домиков, мимо падубов, так и не скинувших бурую прошлогоднюю листву, мимо болот в точечках промерзшей клюквы.

– Столько денег – это просто неприлично, – сказала Нэнси. – Вот в чем дело.

Хотя, конечно, дело было не в этом – по крайней мере, не только в этом. Нэнси страдала от неясности своего нынешнего состояния. В ее жизни наступил мучительный пробел между церемонией заключения брака и первой брачной ночью. Как и многие девицы в таком положении, Нэнси видела себя будто со стороны: неужели это я сижу здесь рядом с мужем? В салоне автомобиля ее уверенному, безапелляционному голосу было тесно; он метался между стенками, звучал неестественно громко; независимо от самой Нэнси, голос произносил странные несуразные вещи, словно вымученное и сокровенное.