Читать книгу "Надежды леди Коннот - София Джеймс"

– Почему? Оно только начало действовать на меня!

– Ты уже выпила два полных бокала, любимая; вино ударит тебе в голову, и ты станешь легкомысленной.

– Легкомысленной? – повторила она, словно катая слово на языке; оно ей понравилось.

Никогда в жизни она не была легкомысленной. Она всегда была серьезной, сдержанной и вежливой – пока не упала в реку и не узнала о себе нечто новое. Ей все труднее было скрывать то, что она обнаружила там, под водой.

Всего на секунду ей показалось, что она ненавидит своего жениха так пылко, что способна его ударить. Но секунда прошла, она снова стала самой собой. Собственный порыв ее напугал, и от страха она стала бессильной.

Кто таится внутри ее? Что прячется под красивой, ангельской внешностью, под лимонным шелковым платьем, под кудрявыми волосами, под изящными, расшитыми драгоценными камнями туфельками у нее на ногах?

Вдруг у нее разболелась голова, да так сильно, что ее замутило. Ричард в редкую минуту сочувствия понял, что с ней, и повел ее к креслу у стены вдали от толпы.

– Посиди здесь, Сефора, а я разыщу твою матушку. Вид у тебя совсем не цветущий.

Она лишь кивнула в ответ и посмотрела ему вслед. Его субтильная фигура скрылась в толпе, и на его месте появился мужчина, которого она сразу узнала.

– Вы! – прошептала она, понимая, что ведет себя не слишком вежливо. Перед ней стоял Фрэнсис Сент-Картмейл.

– Рад видеть, что вы поправились, леди Сефора. Очень жаль, что я не остался и не позаботился о вас после того, как… – Граф замолчал.

– После того, как я едва не утонула? – закончила она за него, и он улыбнулся; улыбка немного смягчила его лицо: шрам на левой щеке уменьшился, а три царапины на правой щеке почти скрылись в ямочке.

– «Едва не утонула» – сильно сказано. Будем считать, что вы просто сильно промокли.

Вот в каких словах она нуждалась! Рядом с ним она забыла о страхе и ужасе, не отпускавших ее после случившегося. Когда он смотрел на нее, в его глазах плясали веселые огоньки. Сефоре хотелось, чтобы он продолжал говорить, но он молчал, хотя молчание, которое воцарилось между ними, было красноречивее любого разговора.

– Благодарю вас, – с трудом выговорила она наконец.

– Не стоит благодарности, – ответил он и ушел.

Вскоре вернулся Ричард в сопровождении ее матери. Мать смотрела на нее озабоченно и встревоженно.

– Тебе еще рано выезжать в свет! Зря мы послушались доктора… Я поговорю с ним и скажу, что ехать на бал так скоро после…

Она говорила и говорила, но Сефора ее не слушала. Она радовалась, что снова очутилась в безопасности.

«„Едва не утонула“ – сильно сказано. Будем считать, что вы просто сильно промокли», – повторила она про себя слова графа.

Вдруг она поняла, что Фрэнсис Сент-Картмейл ни за что не позволил бы ей утонуть. Он прыгнул бы в воду и спас ее, даже если бы река была глубиной в десять или двадцать футов. В случае необходимости он бы пронес ее против течения в тысячу раз более опасного и на реке в пятьдесят раз шире.

Потому что он мог ее спасти.

Потому что она поверила, что он может ее спасти, этот загадочный и необычный граф с широкими плечами и стальными руками.

Облегчение настолько потрясло ее, что она едва могла дышать. При этой мысли она улыбнулась. Дышать – пожалуй, единственное, что она может в бальной зале Хедли под тридцатью с лишним изящными люстрами и струнным оркестром, который играет вальс!

Она жива и здорова. Искра в ней не совсем погасла, и сейчас внутри ее начался процесс возрождения.

Просто невероятно!

У Фрэнсиса Сент-Картмейла хорошая улыбка. А его кольцо на мизинце оказалось точно таким, как ей увиделось. У него низкий, добрый голос, а глаза светло-карие, как листья, которые лежат в лесу после особенно холодной осени; в них мелькают зеленые и золотистые искры.

Остальные гости украдкой, исподтишка следили за ним. На лицах, которые оборачивались ему вслед, можно было прочесть и страх, и благоговение, и кое-что другое. Изумление, если это можно так называть, сопровождало его, когда он шел один в море цвета, одетый в черный простой сюртук.

Сефора надеялась, что у графа есть друзья, которые, так же как и он, рискуют быть не связанными рамками светского общества. Она огляделась по сторонам; Сент-Картмейла нигде не было видно. Зато Ричард и ее мать пристально наблюдали за ней.

Не хотелось ехать домой. Напротив, хотелось остаться, чтобы снова увидеть графа и, может быть, еще немного поговорить с ним.

От него приятно пахло мылом, лимоном и чистотой; от такого бодрящего аромата у Сефоры мгновенно прошла головная боль.

Мать встревоженно взяла ее за руку.

– Хочешь поужинать, дорогая? Может быть, тебе полегчает, если ты что-нибудь съешь?

Меньше всего ей сейчас хотелось есть, но уж лучше куда-то идти, чем стоять на одном месте, точно громом пораженная, поэтому она кивнула.

После этого самого неожиданного разговора Фрэнсис подошел к Гейбриелу Хьюзу, который наблюдал за ним из дальнего угла. Он стоял, прислонившись к колонне.

– Она и вправду такая, как ты ожидал?

– Полагаю, ты имеешь в виду леди Сефору?

– Фрэнсис, тебе не идет игра в кошки-мышки. Я видел, как ты с ней разговаривал. Ну и что ты о ней думаешь?

– В прошлый раз она показалась мне не такой маленькой и бледной… Она чего-то боится.

– Чего?

– Наверное, тогда она смирилась с мыслью о неминуемой гибели и с тех пор мучается. Она поблагодарила меня за то, что я ее спас.

– А больше она ничего не сказала?

– Потом мы оба немного помолчали. Я не нашелся с ответом…

– Как потрясенный Персей, который влюбился в тонущую Андромеду. – В голосе Гейбриела слышались шутливые нотки, но Фрэнсис сделал вид, будто ничего не понял.

– Да ведь она же упала в реку с моста! Ее не приковали к скале в ожидании, когда накинутся морские чудовища!

– И тем не менее после спасения невольно возникают такие аналогии. Я бы вспомнил о некоторых вероучениях, согласно которым спасенный и спаситель объединяются узами на всю жизнь.

– Не слишком ли большая цена? Я ничего подобного не заметил в глазах Сефоры Коннот, хотя они у нее удивительные.

Гейбриел кивнул:

– Многие молодые поэты сочиняют стихи о ее небесно-голубых очах. Количество ее поклонников огромно, хотя она всем и каждому отказала.

– Ради маркиза? – Фрэнсис не хотел задавать этот вопрос, но, к собственному удивлению, задал.

– Уинслоу считается в свете кем-то вроде образца; ему подражают и в манере одеваться, и в поведении в обществе. Говорят, что с другими он ведет себя напыщенно и надменно.