Читать книгу "Гонка на двоих - Ханна Хаимович"

…Абориген, усыпленный Кьяррой, так и лежал на полу своей квартиры.

— Сколько же тут этой пакости, — сокрушенно проговорил Левиани, распаковывая новый контейнер для «серой мглы».

Помощники забормотали заклинания, а Кьярра присела на корточки и провела ладонью по лицу мужчины. Тот распахнул глаза и сел, покорно, как кукла.

— Покорми инстинкты, — снова выдохнул он.

Ваштамар, да что же такое… Кьярра потерла пальцами лоб. Потом вытянула руку и принялась читать заклятие жизненной силы.

Так не годится, живой человек не может повторять одно и то же, как заевший приемник. Может, если влить в него больше магии, он хотя бы объяснит, о чем речь. Инстинкты… Интересно, это в прямом смысле или в переносном? Как это вообще должно происходить?

— Покорми…

После чар абориген стал выглядеть получше. Глаза заблестели, он с любопытством разглядывал Левиани, Честано и струйки «серой мглы», прихотливо извивающиеся в воздухе и стекающие в контейнер. Но говорил все о том же.

— Покорми…

— Расскажите, пожалуйста, — очень мягко попросила Кьярра, — как кормят инстинкты?

Абориген заморгал. Взгляд его был осмысленным и немного отрешенным, как у человека, мучительно пытающегося что-то вспомнить.

— Просто кормят, — выдавил он. — Вот же они! Они просят!

И он хлопнул себя по лбу. Затем по животу.

А, Рогатый! Следовало сразу догадаться это сделать. Чтобы понять собеседника, иногда лучше просто применить заклинание чужого зрения. А мужчина явно видел инстинкты, о которых говорил. Как вообще можно их увидеть, это же просто биохимические процессы, просто заложенная в мозг программа? Это не живые существа!

Или…

«Царство Жизни во всех ее проявлениях». Так описывали справочники Радикс прошлого.

— Силой Жизни всепроникающей…

Заклинания с завидным постоянством апеллировали к ней же. К Жизни. Апеллировали, словно это было не биологическое явление, а живое существо.

Живое…

Кьярра увидела их, едва договорила последнее слово.

Из головы аборигена словно рос пучок змей. Упругие, объемистые полупрозрачные потоки выходили из центра лба и растворялись в воздухе. Каждый из них заканчивался широко раскрытой клыкастой пастью.

Второй пучок тянулся из живота мужчины, третий — из паха.

Пасти открывались и закрывались, безмолвно вопя о голоде.

— Покорми… — пробормотал абориген, царапая пальцами пол.

Глава 5. Одна из Пятерых

— Чем их кормят? — спросила Кьярра. Впечатления от зрелища быстро утихали.

Ну змеи. Ну из головы. Мало ли что увидишь в другом мире.

— Жизнью, — прошелестел собеседник. — Нужно… оживить… Жизнь… Она сможет…

Кьярра ругнулась сквозь зубы. Оживить жизнь? Самое время говорить метафорами, когда погибаешь от неведомого голода! Может, его просто покормить?

— Эй, Честано, отвлекись на минуточку, — позвала она. — Можешь воплотить немного местного хлеба? С чем-нибудь, не знаю, с маслом. И воды стакан.

— Это тоже поможет, ненадолго, — донеслось от аборигена. — Жизни нет, сожрало…

Да уж ясно. «Серая мгла» ее сожрала. Кьярра помогла мужчине перебраться с пола на полукруглую скамейку в углу. На поверку скамейка оказалась сделанной из плоских зеленоватых костей, чем-то напоминающих позвонки. Наверное, раньше она была обтянута… чем? Шерстью? Или живой обивкой с начинкой из ваты?

Честано пытался что-то соорудить, стоя у такого же костяного стола. Остовы кое-где осыпались, в столешнице зияли дыры. Остальная обстановка была под стать. Прохудившиеся стены напоминали ветхую-ветхую дранку, которую кто-то натянул на каркас. Кьярра снова забормотала заклинание жизненной силы. Глаза аборигена скользили по тому, во что превратилась его квартира — равнодушно, покорно, безэмоционально.

Когда Кьярра дочитала заклятие, лицо мужчины немного оживилось. На нем проступила боль — и угасла. На смену ей снова пришло отупение.

Похоже, в Радиксе все обещало быть намного сложнее, чем в других мирах…

— Кто вы такие? — вяло спросил абориген. — Что с моим домом? Где Лэри?

— Что вы помните?

— Голод, — сказал он. — Большой голод. Нам говорили, что Жизнь умирает. Все остальное умерло еще раньше. Когда умерла Жизнь, все закончилось… Я умер, да? Тогда почему я…

— Мы пришли, чтобы вернуть все обратно, — ответила Кьярра.

Честано обернулся. В руках он держал увесистый бутерброд. Изжелта-серый хлеб с темными вкраплениями, шмат вяленого мяса. Абориген внезапно дернулся и бросился вперед.

Выхватив хлеб, он вгрызся в него, как хищник в добычу. Змеи, выглядывающие из живота, оживились, заволновались. Едва мужчина проглотил первый кусок, они втянулись обратно. Свернулись кольцами и уткнулись головами во что-то, чего Кьярра не видела магическим зрением. В желудок, наверное.

Она моргнула и отключила способность видеть чужими глазами. С нее было уже достаточно.

Прикончив бутерброд, абориген стал бодрее. Теперь он мог бы сойти за обычного человека. Но когда Кьярра продолжила расспросы, стало ясно, что отупение никуда не делось. Спряталось, ушло под воду, вытесненное иллюзорными эмоциями — но эмоции блекли, как краски на плохой картине, и становилось ясно, что он не испытывает их на самом деле. Просто так сработала магия.

— Что значит «умерла Жизнь»? — поинтересовалась Кьярра. — В чем это проявлялось?

— В том и проявлялось, — моргнул абориген. — Умерла Жизнь. Стихия жизни. Та, которая управляла всеми нашими… возможностями, — он замялся, подбирая слова

— Всеми процессами, хотите сказать? То есть жизненными процессами? — Кьярра призадумалась, хмурясь. — Это поверье, насчет стихии?

— Почему поверье? Настоящая Жизнь. Одна из Пятерых.

Кьярра коротко выдохнула. Она вдруг почувствовала себя законченной тупицей. Одна из Пятерых! Мир Пятерых! Мир, чтоб их Рогатый забодал, каких-то неведомых Пятерых, к которым, оказывается, она все это время взывала в заклинаниях и не догадывалась об этом! «На волю Жизни, милосердие Смерти, безудержность Ненависти…»

Вот где скрывался пробел в данных о Радиксе. Она считала, что речь идет о метафорах, а на самом деле справочники описывали все дословно. Царство Жизни — значит, царство Жизни. Они только не описывали в деталях, как именно протекло ее царствование, и от этого возникла путаница…

— Значит, миром правят пять стихий? Те самые Пятеро? — уточнила Кьярра. Абориген кивнул. — Жизнь, Смерть, Ненависть, Безумие и Время?

Он снова закивал. Все сходилось. Странный набор. Обычно под стихиями понимали домыслы древних алхимиков — огонь, воду, землю, воздух… Домыслы не подтвердились и постепенно стали достоянием беллетристов, которые строили на их основе свои сюжеты. Делать безумие или ненависть одной из основ мира никто не пытался. А здесь…