Читать книгу "Душа собаки. Как и почему ваша собака вас любит - Клайв Д. Л. Винн"

Биологи называют нашу историю эволюции филогенезом, а нашу личную историю жизни — онтогенезом. Прописной истиной в биологии и психологии является тот факт, что каждый человек есть продукт комбинации филогенеза и онтогенеза. Ни один из нас не был бы столь привлекательным, умным и обаятельным, не говоря уже о скромности, какими мы все, в сущности, являемся, если бы не история эволюции, заложившая основу для жизненного опыта, благодаря которому мы стали тем, чем стали. Это справедливо и в отношении собак, каждая из которых имеет свои, присущие только ей личные качества. Позитивные качества отдельной особи помогают ей стать подходящим спутником для человека благодаря в равной степени генетическому фонду и среде, где она выросла.

Мысль о том, что поведение и интеллект собак обусловлены как одомашниванием, так и опытом, легла в основу научного спора в области изучения когнитивных способностей семейства псовых, в который мы с Моникой невольно оказались вовлечены. С одной стороны были такие ученые, как Хэйр и Миклоши, утверждавшие, что способность собак понимать людей обусловлена уникальной когнитивной способностью — частью права по рождению каждой собаки, не зависящей ни от какого жизненного опыта. С другой стороны находились ученые вроде Моники и меня, полагавшие, что надлежащий жизненный опыт, равно как и право генетического фонда, играет ключевую роль в предоставлении собакам возможности быть компаньонами для людей.

Наше неприятие точки зрения об уникальной роли врожденной способности в распознавании смысла того, что делают люди, разделяли не все, причем не только в научных кругах. После того как мы опубликовали результаты нашего исследования в Волчьем парке, журналист назвал меня Дебби Даунер[5] в вопросах изучения когнитивных способностей собачьих.

Справившись с обидой, я осознал, что мне необходимо разобраться в этом вопросе. Как я, человек, который глубоко заботился об умах животных и посвятил свою жизнь их изучению, приобрел столь негативную репутацию сомневающегося в их когнитивных способностях? Я чувствовал, что меня неправильно поняли, и испытывал обиду, ведь моя симпатия к собакам поставила меня в такое положение, будто я их унижал.

Я мог наблюдать, как для людей, которые совсем меня не знают, я казался тем, кто говорит, мол, в собаках нет ничего примечательного. Но я не пытался отрицать, что в них есть нечто особенное. Как раз наоборот: именно уникальная связь собак и людей в первую очередь привлекла меня к ним как к предмету исследования. Как и любящим своих питомцев сотрудникам Волчьего парка, мне следовало смотреть не дальше стен собственной гостиной, где Ксифос часто дружески устраивалась на диване рядом со мной, пока я читал последние научные статьи в прессе, отслеживая нарастающую шумиху вокруг нашего с Моникой исследования, — чтобы найти вдохновение и мотивацию для ежедневной работы.

Было очевидно, что меня неправильно поняли. Как человек, я всегда восторгался неподдельным дружелюбием и бескорыстной преданностью, с которой собаки относятся к людям. Как ученого — подкупала их уникальная способность понимать людей и устанавливать с ними тесные дружеские связи, что в общем-то и сподвигло меня всерьез заняться исследованием их когнитивных способностей.

Ради научной объективности я не мог поступиться своими взглядами и убеждениями, подтвержденными нашими с Моникой экспериментами, в угоду популярной прессе, поднявшей шумиху вокруг этого вопроса.

Я понял, что мне нужно последовать примеру сотрудников Волчьего парка, абстрагироваться и черпать вдохновение для дальнейшей работы в наших с Ксифос дружеских посиделках на диване в гостиной.

В том, что собаки уникальны, я никогда не сомневался. Напротив, я всячески пропагандировал это свое убеждение и доказывал его справедливость на практике.

Когда речь заходила о благополучии собак, личные обиды отходили на второй план. Я был полон решимости и дальше продолжать исследования, чтобы докопаться до сути того, что делает их уникальными, поскольку понимал всю важность нашей работы прежде всего для самих собак.

Собаки уникальны; по поводу этого у меня нет вопросов. Я просто скептически относился к господствующей теории о том, что делало их такими особенными. Как ученый, я был готов носить этот ярлык «Дебби Даунер» как символ гордости; я не собирался позволить себе взгляды на собак, которые просто не мог принять. Как любитель собак, я был полон решимости докопаться до сути того, что делает этих животных уникальными. По мере того как я все больше узнавал о когнитивных способностях собак и их жизни в человеческом обществе, я начинал понимать, что споры, охватившие эту область, не были просто академическими прениями. На карту было поставлено многое, и в первую очередь для самих собак.

Тест по проверке способности собак и волков отслеживать человеческие жесты мы с Моникой и нашим хорошим другом и коллегой Николь Дори провели около нашей домашней базы в Гейнсвилле, Флорида. Но результаты оказались не очень…

Ни одна из приютских животин во время этого эксперимента так и не поняла, что подразумевалось под жестом, указывающим на контейнер на полу. Все они безучастно смотрели на Монику, пока та стояла между двумя контейнерами, ожидая, когда же собака сделает выбор. Иногда та или иная псина подходила к ней и садилась рядом, заискивающе глядя в глаза и пытаясь выпросить угощение, которое, как она знала, было у Моники. Некоторые же собаки просто уходили, ища занятие поинтереснее.

Поначалу мы предположили: возможно, эти животные пережили травму при первых своих попытках общения с людьми и не верили, что Моника действительно собирается сделать для них что-то хорошее. Мы учли тот факт, что в приютах содержится много собак, вера которых в человека была подорвана, и для своего исследования отобрали лишь расположенных к людям и любившим их — по нашим наблюдениям. К тому же мы заранее забрали своих подопытных из питомника, поиграли, приласкали, вкусно накормили, но собаки по-прежнему не понимали значения жестов Моники, работавшей с ними.

Таким образом, теория об уникальности собак на примере подопечных питомника имела крайне неутешительные выводы. Если принять во внимание тот факт, что все собаки появляются на свет с врожденной способностью понимать действия и намерения людей, как утверждают Брайан Хэйр и его коллеги, то те из них, которые, судя по всему, не способны понять человеческие намерения, должно быть, обладают серьезной нехваткой когнитивных способностей, и это мешает им в полной мере осознать свой эволюционный потенциал. Иными словами, если способность понимать человеческие жесты врожденная, тогда и неспособность также должна быть врожденной. Получается, что какие-то собаки меньше подходят на роль компаньонов. Видимо, такими и оказались обитатели приюта, отобранные нами в качестве подопытных.

Результаты, полученные Моникой и Николь в нашем местном приюте, где ни одна собака не смогла отследить их жесты, могли привести к ужасным последствиям для многих животных. В те времена эвтаназия домашних питомцев, которых не могли принять в семьи из-за их неадекватности, все еще практиковалась в этом учреждении, как, впрочем, и в аналогичных приютах по всей стране и по всему миру.