Читать книгу "Красное на красном - Вера Камша"

Даже в дни относительного благополучия Робер никогда не бывал на защищенной половине гоганского дома[26]. Единственными негоганами, проникавшими в святая святых богатейших купцов и ростовщиков Багряных и Золотых земель, были воры, да и то самые отчаянные. Про то, как гоганы находят своих обидчиков, ходили рассказы столь страшные и нелепые, что приходилось верить в их достоверность — придумать подобное было невозможно. Альдо и Робер славились своей смелостью, но даже им стало не по себе. От них явно чего-то хотели, и отказаться от предложенной чести будет, мягко говоря, трудно.

Вымощенный желтыми и черными плитками коридор вел вверх — гоганы не признают лестниц, а внутренние двери запирают лишь в какие-то там особенные ночи. Курильницы исчезли, значит, они уже в сердце дома.

Коридор уткнулся в очередной занавес, и сопровождающий остановился.

— Блистательных ждут здесь. Не мне, ничтожному, переступать этот порог. Да пребудет над могучими и мудрыми длань Кабиоха[27].

Эпинэ, несколько невежливо отстранив принца, вошел первым. На всякий случай. В Агарисе поговаривали, что первый чужак, вошедший в гоганское обиталище, умрет раньше, чем второй. Кто бы ни сидел за занавеской, маршал не позволит ему причинить вред Альдо! Только вот там никто не сидел.

Комната, в которой оказался Робер, была совершенно круглой. В нее вели четыре двери, но привычных талигойцу окон не было. Днем свет проникал через отверстия в потолке, но сейчас на улице было темно, и гоганы зажгли массивные масляные лампы.

Вновь повеяло благовониями, но запах был слабее и не столь резок, как в первом из коридоров. Посредине комнаты тускло мерцала металлическая пирамида, что подтверждало правдивость агарисских воров. Неужели золото?! Или все же позолоченная медь или бронза?

Занавес на одной из дверей был раздвинут, и Робер счел это приглашением. Если первый зал не имел углов, то во втором их было в избытке, а место пирамиды занимал огромный заставленный яствами стол, за которым расположились пятеро пожилых гоганов в желто-черных балахонах[28]и один в желтом. Это зрелище окончательно лишило Робера аппетита — Святейшего Эсперадора и магнусов[29]будущий герцог Эпинэ видел, хоть и издали, а старейшину гоганов Золотых земель — нет, хотя слышал про достославного[30]Енниоля Гавионна немало. Этот человек считался слишком умным, хитрым и безжалостным даже для гогана. Что Енниоль делает в доме Жаймиоля, стоящего в гоганской иерархии на несколько ступеней ниже достославного из достославных?![31]Что здесь делают они с Альдо?!

— Моя радость безмерна. — Енниоль говорил негромко и четко. Так говорят люди, привыкшие к безоговорочному повиновению. — Да расточатся горести наших гостей и приумножатся радости. Нижайше прошу блистательных и великолепных присоединиться к нашей трапезе. Лишь удовлетворив тело, можно подняться к высотам мысли.

Светочи эсператизма утверждали, что, ограничивая тело, укрепляют дух и радуют Создателя, но наголодавшийся Робер был полностью согласен с гоганом. Тем не менее накинуться на еду, не узнав главного, было невозможно. Иноходец собрал волю в кулак и постарался не глядеть на лучший из столов Агариса.

— Благодарю достославного Енниоля и его соплеменников за любезное приглашение, — принц придерживался тех же взглядов, что и его маршал, — но мы хотим знать, чем изгнанники могут быть полезны вашей общине.

— Я слышу то, что ожидал услышать, — все так же негромко произнес Енниоль. — Могут ли изгнанники быть полезны правнукам Кабиоха, и могут ли правнуки Кабиоховы облегчить участь изгнанников? Если блистательные согласны, мы узнаем ответ до конца этой ночи, но я — старый человек и не привык смотреть на юношу снизу вверх. Я прошу гостей этого дома опуститься в кресла и отведать четыре раза по четыре блюда, дабы показать, что они доверяют хозяину. Люди Чести чтят свои обычаи, мы, правнуки Кабиоховы, — свои, и в этом — наша сила и наше спасение.

Хозяевам Робер не доверял. Да и кто в здравом уме и трезвой памяти станет доверять гоганам, но почему не поесть, если предлагают, да еще столь настойчиво? Самолично встав у жаровен, достославный Жаймиоль доказал свое право называться лучшим поваром Агариса и всей Кэртианы. Конечно, общество гоганских старшин несколько портило удовольствие, да и выказывать застарелый голод не хотелось, но Эпинэ и Ракан отдали должное угощению. Енниоль рассказывал о достоинствах предлагаемых яств, Альдо время от времени отвечал, остальные молчали.

Трапеза закончилась уже знакомыми чашами для омовения рук. Слуги вынесли стол и зажгли неизбежные курильницы. Робер Эпинэ видел напряженное лицо своего сюзерена — Альдо понимал, что они вступают на шаткую лестницу, которая может вести как в рай, так и в преисподнюю.

— Прежде чем предложить блистательным то, что мы хотим предложить, — начал достославный, — я хочу спросить, что знает великолепный Альдо из дома Раканов о нашей вере и о прошлом своей семьи?

— Почти ничего, — покачал головой Ракан, — вы не любите быть на виду, а я, правду сказать, в эсператизме не силен. Клирики говорят (надеюсь, достославный меня простит), вы молитесь демонам, которых изгнал Создатель.

— Слова блистательного не являются оскорблением, — негромко проговорил Енниоль, — так думают многие, и мы, правнуки Кабиоховы, не спешим развеять мрак, в коем блуждают непосвященные. Те, кто забыл родство свое, недостойны его. Только мы храним в своей памяти то, что храним, и, когда солнце взойдет на Западе, станем теми, кем станем, но ты, блистательный, принадлежишь к избранному роду, и мы откроем тебе истину…

Робер Эпинэ стиснул зубы — проповедь после обеда, что может быть гаже, но проклятый гоган не перейдет к делу, пока не нагородит тыщу ведер вяленых кобелей[32]. Придется слушать. Иноходец украдкой глянул на Альдо — в глазах принца пряталась обреченность, но на лице был написан вежливый интерес — от природы порывистый, чтобы не сказать неистовый, Ракан научился держать себя в руках еще в детстве. Изгнание и бедность — хорошие наставники, даже слишком хорошие.