Читать книгу "Мальтийский крест. Том 2. Черная метка - Василий Звягинцев"

В результате в распоряжении Ляхова-первого осталась вся Россия ГИП в виде подконтрольной территории, огромные возможности, материальные и технические, и никакой разумной цели. До особого распоряжения.

Конечно, возможностями «Братства» в полном объёме он не располагал. Ему, кроме квартиры, со всем, что в ней находится, было оставлено только право распоряжаться очень большими, но всё же не запредельными суммами. Ну, и все наработанные Шульгиным и Новиковым связи.

Александр Иванович так и сказал, при очередном прощании:

— Ты у нас остаёшься на хозяйстве. Смотрящим. До тех пор, пока нам снова что-нибудь не потребуется в этой реальности (или ты сам не потребуешься в другом месте), живи, как хочется. Хоть как Корейко, хоть как граф Монте-Кристо… — Улыбнулся одной из своих знаменитых улыбок, одновременно и застенчивой, и циничной. — Как любому из нас, единственным подсказчиком в вопросе «тварь я дрожащая или — право имею?» остаётся твоя совесть. Или, если попроще — экзистенциальное Я. Вдруг что-то экстраординарное случится — знаешь, куда сбежать. Хочешь — к аналогу своему, хочешь — в Новую Зеландию. Или со мной связывайся, если найдёшь.

На том они и расстались. Вадим Ляхов-первый начал индивидуальное существование.

Какое-то время вёл, как принято было писать в девятнадцатом веке, рассеянный образ жизни. Добирал то, что упустил до встречи с Шульгиным. А что тут странного? Армейский капитан, внезапно превратившийся в Креза, холостой, лишённый какого угодно контроля и не имеющий ни перед кем никаких обязательств.

От нечего делать разыскал свою давнюю любовь. Был уверен, что она его давно забыла, а оказалось, что нет. Пусть и вышла семь лет назад замуж, обзавелась двумя детьми, а вышло всё очень хорошо. На его взгляд. Она оказалась свободна (надо же так случиться!) на целых две недели. Муж с детьми уехал на Канары, а её не отпустили дела.

Ничего почти не придумывая, Вадим сказал ей, что служит в миротворческих частях ООН, далеко отсюда, а сейчас почти невзначай залетел в Москву. Случай подвернулся. Сентиментальность заела, вот и разыскал её через ЦАБ ГУВД[102]. Способ, не каждому доступный, уважающие себя люди (или те, кому есть чего опасаться) давным-давно изъяли свои данные из всех телефонных книг и адресных справочников. Зато эта возможность мгновенно повысила в глазах бывшей подруги его социальный статус.

И был Вадим приятно удивлён, когда в первый же вечер, после ностальгических воспоминаний в ресторане «Седьмое небо», она согласилась пойти с ним. Прямо в прихожей, как только он помог ей снять плащ, чужая, казалось бы, женщина сама подставила ему губы, а потом за руку повлекла к ближайшему дивану.

Ей, в общем-то, нечего было так уж стесняться. И она была его первой девушкой, и он — первым у неё мужчиной, а если потом предпочла другого, этот факт ничего не отменял. Была у них любовь, суматошная и сразу какая-то бесперспективная, но ведь была же!

Пять интересных вечеров и восхитительных ночей они провели вместе, Фёст начал уже задумываться — что же дальше? Не был он, истосковавшись по женской ласке, против продолжения устраивавшей его связи. Пусть даже в таком, неправильном качестве. И тут она сама сказала, что — хватит. Очень, мол, приятно было вспомнить молодость, но через неделю семья возвращается, и ей нужно восстановить душевное равновесие. Вадим её понял. Чего тут не понять?

Пришлось искать другое занятие.

Окружающая действительность раньше, до встречи с Шульгиным, со своим аналогом и параллельным миром, не вызывала у него слишком негативных эмоций. Данность есть данность. Как в химии — процесс протекает, если может протекать таким именно образом. В любом случае из реакции соли и кислоты «це два аш пять о аш»[103]никаким образом не получится, как бы этого ни хотелось!

Но вот теперь обычная жизнь его раздражала чрезвычайно. Особенно в сравнении с миром Секонда. Тоже не сахар, если внимательно разобраться, и всё же — земля и небо!

А у него ведь остались все концы операции «Снег и туман», и выходы на верхние эшелоны организации «Чёрная метка». Безусловно, придуманной для одной-единственной цели, но в то же время — сумевшей зажить собственной жизнью. Вошедшие в неё сотни старших офицеров и генералов почувствовали вкус «настоящей службы». На благо Отечества, а не хрен знает кого. Только раньше выхода не было, а теперь он вдруг появился!

О таком многие мечтали всю жизнь, прямо с лейтенантских погон, а то и раньше. Когда можно и нужно делать только то, что считаешь единственно правильным, не прогибаться перед начальниками, трусливыми, продажными или просто до предела некомпетентными. А самое главное — ощущать принадлежность к касте или клану, где все спаяны общими убеждениями и единым, так сказать, менталитетом, сколь ни истрёпано в последнее время это слово.

Один пошловатенький публицист даже произвёл от него новую конструкцию: «литет мента».

А те генералы, полковники и — далее, по нисходящей хотели просто служить! Лучше — за хороший оклад денежного содержания, но можно и без, лишь бы не так, как пел Городницкий:

И что тебе святая цель,

Когда пробитая шинель

От выстрела дымится на спине?

Фёст, пользуясь базой данных левашовского компьютера и лихаревского Шара, начал реанимировать задремавшую после лихих чисток прошлого года организацию. Теперь уже под себя. Очень правильно, что Новиков с Шульгиным выстраивали её не вертикально, а как сетевую структуру. Вадим начал приглашать к себе самых разных людей, не ставя никаких конкретных задач, просто знакомясь, представляясь то эмиссаром «Меча и орала», вроде Остапа Бендера, то таким же, как собеседники, офицером спецслужб, что было истинной правдой, только облечённым кое-какими полномочиями. Беседовал иногда на понятные, иногда — не совсем темы. Зато деньги раздавал без расписок, под честное слово.

Это очень сильный ход, даже в кругу бессребреников и идеалистов. Когда сотни тысяч рублей, а иногда — долларов и евро выдаются из рук в руки без всяких условий. Просто так. Сидит в роскошно обставленной гостиной или кабинете тридцатилетний парень напротив сорокапятилетнего генерал-полковника, приглашённого обсудить взаимно интересные вопросы, поднятые ещё Андреем Дмитриевичем или Александром Ивановичем, да как-то подзабытые, курит неумеренно, угощает виски или коньяком и говорит: «Поймите меня, Кирилл Мефодьевич (хорошо хоть — не Укроп Помидорович[104]), я вам сейчас вот эти раскрашенные бумажки даю зачем?»

— Ну и зачем? — спрашивает генерал-полковник, изображая недоумение. Если изображает — хорошо! Если всерьёз — пора прощаться навсегда.