Читать книгу "Лицо страха - Дин Кунц"

— Он совершил девять зверских убийств женщин, — сказала Конни. — Десять, если ты считаешь и то, которого еще не обнаружили. Он отрезает им уши, пальцы. Иногда вырезает внутренности своих жертв. И ты говоришь, что он не сумасшедший?!

— Он не сумасшедший в том смысле, какой мы вкладываем в это слово. Ручаюсь головой.

— Может, ты не чувствуешь нездоровые проявления его мозга, потому что он не знает, что болен. Амнезия...

— Нет. Не амнезия. Не шизофрения. Он прекрасно отдает себе отчет в убийствах. Он не Джекил и не Хайд. Держу пари, что он пройдет любые психиатрические обследования и тесты с прекрасным результатом. Это трудно объяснить, но у меня такое чувство, что если он и сумасшедший, то это какой-то новый тип сумасшествия. Мне еще не встречалось ничего подобного. Я думаю... черт возьми, я знаю, что он нисколько не волнуется, когда убивает этих женщин. Он просто методичен.

— Ты меня совсем запугал.

— Тебя? У меня такое чувство, словно я побывал в его шкуре, и это мне страшно.

Уголек треснул в камине.

Она взяла его за руку:

— Давай не будем говорить о Прайне или убийствах.

— Как я могу не говорить о них после сегодняшнего вечера?

— Ты прекрасно смотрелся на экране, — сказала она, стараясь отвлечь его от этой темы.

— Да уж, прекрасно. Покрытый потом, бледный и трясущийся.

— Не во время видений, перед ними. Ты очень подходишь для телевидения, даже для кино. Тип мужчины-лидера.

Грэхем Харрис был красив. Густые светло-русые волосы. Голубые глаза. Волевые черты лица. Жесткая кожа с резко прочерченными морщинами, которые оставили долгие годы странствий. Невысокий, худощавый и крепкий. Ему было тридцать восемь, но у него еще проглядывали мальчишеские черты.

— Тип мужчины-лидера?! — произнес он и улыбнулся ей. — Может, ты и права. Что, если я оставлю издательское дело и весь этот грязный психический материал и пойду в кино?

— Будет еще один Роберт Редфорд.

— Роберт Редфорд? Я думал, может, еще Борис Карлофф.

— Редфорд, — настаивала она.

— Подумаем над этим. Карлофф довольно элегантно выглядит без грима. Может, я постараюсь быть как Уоллас Бэри?

— Если ты Уоллас Бэри, то я и Мэри Дресслер.

— Привет, Мэри!

— У тебя действительно комплекс неполноценности или ты культивируешь его как часть своего обаяния?

Он усмехнулся, затем отхлебнул бренди:

— Помнишь тот фильм о морячке Энни с Бэри и Дресслер? Ты думаешь, Энни когда-нибудь спала со своим мужем?

— Уверена!

— Они всегда ссорились. Он лгал ей по любому поводу — и большую часть времени бывал пьян.

— Но по-своему они любили друг друга, — заметила Конни. — Вряд ли они могли бы состоять в браке с кем-нибудь еще.

— Я удивляюсь, как это им нравилось. Он был такой слабый мужчина, а она такая сильная женщина.

— Вспомни, он иногда бывал сильным, в конце фильма, например.

— Что же в этом хорошего для нас?

— Ему следовало быть сильным с самого начала. Он недостаточно уважал себя сам... — Грэхем смотрел на огонь. Он вертел стакан с бренди.

— А что ты скажешь об Уильяме Пауэлле и Мирне Лой? — спросила она. — Они оба сильные. Я знаю, кем мы можем быть. Ник и Нора Чарлз.

— Мне всегда нравилась их собака Аста. Вот это замечательная роль.

— Как ты думаешь, Ник и Нора занимались любовью? — поинтересовалась она.

— Страстно.

— И весело.

— С разными фокусами.

— Именно. — Она взяла у него стакан с бренди и поставила на камин, рядом со своим. Она легко поцеловала его, коснувшись языком его губ. — Полагаю, мы могли бы сыграть Ника и Нору.

— Не знаю. Довольно сложно заниматься любовью и одновременно быть остроумным.

Она села к нему на колени. Обняла его, крепко поцеловала и улыбнулась, когда его рука скользнула к ней под свитер.

— Нора? — прошептал он.

— Да, Ники?

— Где же Аста?

— Я уложила ее спать.

— Как бы нам ее не разбудить.

— Она спит.

— Мы можем травмировать собачку, если она увидит...

— Я уверена, что она спит.

— Да?

— Я дала ей снотворного.

— Какая сообразительная!

— А сейчас и мы уже в постели.

— Очень сообразительная.

— С прекрасным телом, — добавила она.

— Да, ты соблазнительна.

— Правда?

— О да.

— Тогда соблазняйся.

— С удовольствием.

— Надеюсь, так и будет!

5

Спустя час он крепко заснул, а Конни не спалось. Она лежала на боку, изучая его лицо в мягком свете ночника.

Его опыт, переживания нашли отражение в его чертах. Четко выделялась его выносливость, хотя просматривались и мальчишеские черты. Доброта. Интеллигентность. Юмор. Чувственность. Он был очень добрым человеком. Но так же четко прослеживался страх, страх поражения и все его ужасные последствия.

В свои двадцать, а затем и тридцать лет Грэхем был одним из лучших альпинистов мира. Он жил ради вертикальных подъемов, риска и победы. Ничто в его жизни не имело большего значения. Он стал активно заниматься альпинизмом с тринадцати лет. Год за годом он поднимался все выше и ставил перед собой все более сложные задачи. В двадцать шесть лет он организовывал партии для восхождения на труднодоступные вершины в Европе, Азии и Южной Америке. Когда ему исполнилось тридцать, он возглавил экспедицию на южный склон Эвереста. Они поднялись на западный хребет, пересекли гору и спустились по южному склону. В тридцать один год он взялся покорить гору Айгер Директ и, как принято в Альпах, в одиночку, преодолел страшную отвесную скалу без страховки. Его достижения, мужественная красота, остроумие, репутация Казановы (все это преувеличенное как друзьями, так и прессой) сделали его наиболее колоритной и популярной личностью в альпинизме в то время.

Пять лет назад, когда оставалось всего несколько не покоренных им вершин, он собрал команду для восхождения по самому опасному, роковому для многих, юго-западному склону Эвереста. Этот маршрут еще никогда не был пройден до вершины. Пройдя две трети подъема, он сорвался, поломав при этом шестнадцать костей и получив множество внутренних ушибов. Ему была оказана первая помощь в Непале. Затем с доктором и двумя друзьями его доставили самолетом в Европу, где было сделано все возможное для его спасения. Вместо празднования еще одного своего успеха он провел семь месяцев в частной клинике в Швейцарии. Он покинул ее, хотя лечение еще не было закончено. Этот Голиаф не был покорен, он оставил предупреждение нашему Давиду: Грэхем хромал.