Читать книгу "Смерть со школьной скамьи - Геннадий Сорокин"

Пастух прогнал стадо мимо моего барака. Над крышами домов взошло солнце. Наступил теплый августовский день. Суббота. По субботам в Верх-Иланском РОВД уголовный розыск не работает. Здесь вообще нет авралов, запарки и гонки за процентами. Здесь — территория спокойствия. За год в Верх-Иланском районе совершается столько же преступлений, сколько в Заводском районе областного центра за месяц. Да о чем говорить, если за этот год в Верх-Иланске и всех прилегающих деревнях не было совершено ни одного убийства!

Я закурил, заварил крепкого чаю и сел к окну в последний раз перечитать меморандум, над которым трудился все последние дни.

«В Комитет партийного контроля при ЦК КПСС, товарищу Соломенцеву М.С., лично.

Уважаемый Михаил Сергеевич! Обстоятельства вынуждают меня обратиться напрямую к Вам, так как в нашей области местные партийные органы закрывают глаза на рост антисоветских настроений, дичайший разврат и коррупцию, поразившие органы милиции и областной совет профсоюзов. У нас в области, у меня сердце сжимается от боли и обиды, полковником милиции Николаенко Е.П. и его сообщницей Еленой Лебедевой была создана и действует поныне тайная антисоветская организация. Члены этой организации устраивают массовые сексуальные оргии, во время которых подзаборной матерной бранью бесчестят имена руководителей нашей горячо любимой Коммунистической партии и лично Юрия Владимировича Андропова».

Далее я на трех листах машинописного текста расписал организацию вечеринок в «Изумрудном лесу». Как проходили оргии, их антисоветскую и порнографическую начинку мне пришлось выдумать, но опираться было на что — «свадьбу» Лебедевой не я придумал.

От моего письма в КПК при ЦК КПСС наверняка бы отмахнулись и списали его в архив, приняв за бред психически больного человека, но я приложил к меморандуму фотографию с голым полковником. Фотография должна была решить все.

Свой меморандум я закончил словами, что не могу подписаться своим настоящим именем, так как опасаюсь расправы со стороны Николаенко и его сообщников.

Еще подростком я слышал разговор моих родителей с гостями о том, как одна женщина написала письмо космонавту Терешковой, в котором жаловалась на невыносимые жилищные условия. Письмо за пределы области не ушло. Жалобщицу вызвали в обком и что-то там с ней порешали: то ли дали новое жилье, то ли просто рот заткнули. Финал этой истории я не помню, а вот сам факт перехвата писем на почтамте — запомнил.

«Придется мне самому съездить в Москву, — размышлял я, запечатывая меморандум в конверт. — Никому столь щекотливое дело доверять нельзя».

В конце августа я объявил на работе, что все выходные проведу в городе у родителей. Вместо отчего дома, где меня считали неудачником, сосланным в провинцию на веки вечные, я слетал в Москву. В субботу утром вылетел, а в воскресенье вернулся назад.

Гром грянул в сентябре.

— Мужики, уголовный розыск, заходите ко мне, что вам сейчас расскажу! — Вернувшийся с совещания в областном УВД наш начальник, майор Гордеев, был не на шутку встревожен. — К нам в область с проверкой приехала совместная московская комиссия из МВД и Комитета партийного контроля при ЦК КПСС. Сегодня всех милицейских начальников собрали в актовом зале, и перед нами выступил какой-то старикашка: лысый, маленький, но со Звездой Героя Социалистического Труда на груди. Мы думали, он начнет сейчас нудить о планах партии и правительства, а старикашка вышел за трибуну и как заорет: «Я вам, сукины дети, покажу, как устои социализма на прочность пробовать!»

— Так и сказал: «Сукины дети»? — с сомнением спросили сыщики.

— Да он под конец матом кричал, мол, я вашими партбилетами все улицы вымощу, но вы у меня крепко запомните: кто против партии пойдет, от того даже мокрого места не останется!

— Вот это да! — изумились все собравшиеся.

— Андрей Николаевич, — обратился ко мне Гордеев. — Ты помнишь полковника Николаенко? Его сегодня арестовали прямо в здании областного УВД.

— За что? — с интересом спросил я.

— За изготовление порнографии. Мол, есть фотка, где он сам голый стоит и голую бабу обнимает.

— Порнография — это же легкая статья, за нее разве могут арестовать?

— Если в Москве решат, что ты в сторону партии косо посмотрел, то тебя за любой проступок в порошок сотрут. Помяни мое слово, порнография — это только начало, это только предлог, чтобы его в тюрьму упрятать, а там они начнут с ним работать по-настоящему, всю правду-матку вывернут.

Я не знаю, какие методы допросов применялись к Николаенко, но уже через неделю после ареста он признался, что вел антисоветские разговоры, к исполнению служебных обязанностей подходил халатно, при составлении отчетов прибегал к должностному подлогу. В январе 1984 года Николаенко по целому букету статей осудили на шесть лет.

Во времена перестройки мне довелось выпивать в компании с бывшим оперативником, отбывавшим наказание в одной колонии с Николаенко. Он утверждал, что зимой 1989 года в их зоне вспыхнули массовые беспорядки: заключенные подожгли бараки в жилой зоне, разгромили здание администрации, избили дежурных офицеров. Для подавления бунта руководство МВД бросило батальон солдат внутренней службы. Завидев входящих в ворота зоны автоматчиков, заключенные разбежались кто куда, а нерасторопный Николаенко спрятаться не успел, стал метаться по плацу от одного барака к другому. Солдатам его поведение показалось подозрительным, и они открыли огонь на поражение. Никаких шансов уцелеть у бывшего полковника не было.

От авторов

О судьбе некоторых лиц, упомянутых в этом произведении

Бобров попадется на краже в общежитии, будет осужден на три года. После отбытия наказания останется жить в Красноярском крае.

Грузчик хлебокомбината Антипов в декабре 1992 года отравится паленой водкой, полностью ослепнет. Одинокий и никому не нужный, он закончит свои дни в доме престарелых.

Кривой на один глаз Николай останется работать на хлебокомбинате грузчиком. В 1990 году он повредит спину и перейдет работать вахтером в общежитии. По старой памяти Николай будет задирать молодых девушек, пока одна из них не скажет: «Пошли, у меня в комнате никого нет!» Николай смутится от такой наглости и больше не будет обращать на женский пол никакого внимания.

Бригадир хлебопеков Воронов в 1990 году откроет свою пекарню, одно время будет процветать, но через шесть лет разорится. Уедет с семьей в Омскую область.

Комарова Галина в 1988 году попадет на конкурс парикмахерского мастерства в Москву, познакомится с итальянцем, выйдет за него замуж и уедет жить в Рим.

Приятель Лаптева по общежитию Шамиль завербуется контрактником в Российскую армию. Погибнет во время первой чеченской войны.

Селезнева Марина выйдет замуж, родит двух детей, будет образцовой женой и матерью. Свои похождения в общежитии будет тщательно скрывать.

Филиппова Татьяна выйдет замуж и переедет жить в Москву. 3 октября 1993 года погибнет от шальной пули у телецентра Останкино.