Читать книгу "Думай медленно – предсказывай точно. Искусство и наука предвидеть опасность - Филип Тетлок"

По большей части в повседневной жизни мы имеем дело с событиями, которые, если изобразить их в виде графика, попадают в классическую гауссову кривую. Например, большинство мужчин попадают в рост между 155 и 185 см, намного меньшее количество бывает ростом ниже 150 и выше 2 метров, и есть совсем исключительные случаи роста меньше одного метра (самый короткий мужчина в истории был ростом чуть ниже 90 см) и больше 240 см (самый высокий мужчина в истории был ростом 272 см). Но не все можно изобразить с помощью гауссовой кривой — например, ей не поддается неравномерность распределения богатства в Соединенных Штатах. Давайте предположим, что среднее семейное состояние около 100 000$ и у 95 % семей состояния попадают в промежуток между 10 000 и 1 000 000$. Если бы богатство было распределено по классической гауссовой кривой, как на странице 247, мы бы практически никогда не сталкивались с семьями с состоянием более 10 миллионов долларов. А семьи с состоянием более 1 миллиарда долларов могли бы встречаться один раз из нескольких триллионов случаев. Но богатство не распределено нормально. Есть около пятисот людей с состоянием около 1 миллиарда долларов и еще горстка с состоянием более 10 миллиардов. Истинное распределение богатства — это утяжеленный хвост, который допускает гораздо более экстремальные числа. Настоящая вероятность того, что кто-то в США станет миллиардером, резко возрастает с одного из нескольких триллионов до приблизительно одного из семисот тысяч.

А теперь мы дошли до самой сложной для понимания части взглядов Талеба на мир. Он считает, что исторические вероятности — все возможные пути, по которым может пойти будущее, — распределяются как богатство, а не как рост. Это означает, что наш мир гораздо менее устойчив, чем предполагает большинство людей, и мы рискуем серьезно просчитаться.

Давайте вернемся к лету 1914 года. Первая мировая война вот-вот должна разразиться. Представьте себе, что один высший чин в британском Министерстве иностранных дел предполагает (неверно), что количество потерь во время войны до этой точки истории обычно распределялось вокруг среднего числа сто тысяч[219]. Соответственно, самый пессимистический его расчет — что эта война унесет один миллион жизней. И вот он встречается с прогнозистом, который утверждает, что Европа вот-вот вступит в войну, которая унесет десять миллионов жизней, а за ней последует еще одна война, которая унесет шестьдесят миллионов жизней. Политический деятель посчитает эту комбинацию катастроф исчезающе маловероятной — скажем, один шанс из нескольких миллионов — и отнесется к прогнозисту как к чокнутому. А что бы случилось, если бы политический деятель полагался на более реалистичный утяжеленный хвост распределения военных потерь? Он все равно бы счел прогноз маловероятным, но его вероятность превосходила бы вероятность предыдущего прогноза в тысячи раз[220]. Эффект можно было бы сравнить с ситуацией, в которой вы бы узнали, что ваши личные шансы выиграть в лотерею выросли с одного из пяти миллионов до одного из пятисот. Разве вы не побежали бы за билетами? А политический деятель в 1914 году, если бы он знал истинный риск огромных потерь во время войны, возможно, приложил бы гораздо больше усилий, чтобы предотвратить надвигающуюся катастрофу.

Можно посмотреть на ситуацию с другого ракурса. Если бы рост имел утяжеленный хвост распределения, все равно очень мала вероятность встретить на улице человека ростом 3,5 метра, а следом за ним — человека ростом 4 метра, но такие встречи вполне могут произойти хотя бы раз в жизни. Так что теперь, зная, что потери на войне имеют утяжеленный хвост распределения, мы не должны удивляться, когда военные историки говорят, что Вторая мировая война могла унести гораздо больше шестидесяти миллионов жизней, если бы Гитлер начал вторжение в Советский Союз несколькими месяцами раньше или у него бы открылись глаза на разрушительную силу атомной бомбы. Вероятности в свое время были реальны — и огромны.

Некоторым сложно воспринимать идею Талеба о статистическом распределении возможных миров. Они воспринимают ее как заумную ерунду. Существует только одна реальность: то, что произошло в прошлом, то, что происходит сейчас, и то, что будет происходить в будущем. Но если у вас такие же математические способности, как у Талеба, вы привыкнете к идее, что мир, в котором мы живем, — всего лишь один, появившийся как бы случайно из огромного количества возможных миров. И прошлое не обязательно должно было пойти так, как пошло, настоящее не обязано быть тем, что есть, а будущее широко открыто. История — практически бесконечное количество возможностей. Мудрые лидеры чувствуют это инстинктивно — как, например, почувствовал Джон Ф. Кеннеди, когда осознал, что Карибский кризис может окончиться чем угодно: от мира до ядерной катастрофы Третьей мировой, которая привела бы к сотням миллионов жертв. Поистине утяжеленный хвост![221]

Даниэль Канеман демонстрирует свою точку зрения с помощью элегантного, как обычно, мыслительного эксперимента. Он предлагает нам подумать о трех лидерах, которые оказали огромное влияние на XX век: Гитлере, Сталине и Мао. Каждый пришел к власти при поддержке политического движения, которое никогда бы не поддержало лидера-женщину, но происхождение каждого мужчины можно проследить до неоплодотворенной яйцеклетки, которая с 50 %-ной вероятностью может быть оплодотворена другими сперматозоидами — и произвести женскую зиготу, которая станет женским зародышем и в конце концов девочкой. Это означает вероятность 12,5 %, что все эти три лидера родились бы мальчиками, и 87,5 %, что хотя бы один из них родился бы девочкой. Волновой эффект других результатов неизвестен, но потенциально огромен. Если бы 20 апреля 1889 года в Брауннау-на-Инне родилась Анна Гитлер, Вторая мировая война могла бы никогда не случиться — или другой нацистский диктатор, умнее Гитлера, сотворил бы еще большие ужасы, принимая более мудрые решения.