Читать книгу "Вещные истины - Рута Шейл"

– Дом в Гердауэне, – повторяю я бестолково.

Голос Германа звучит сдавленно и жестко.

– Я ничего не брал.

– Сам – нет, потому что побоялся, изобразил чистоплюя. Но твой дружок… Как его там… Махно? – Темные кудри едва заметно приходят в движение, что призвано означать согласие. – Вот он охотно пошел на сделку.

– Герман.

Он наконец-то поднимает голову. В глазах стоят злые слезы.

– Я не знал, кто хозяева, и не знал, что он подпалит дом. Когда ты появилась там вслед за мной, он испугался, психанул и…

– Тайник, – любезно подсказывает Бесков. – Она должна знать про тайник.

– Хабар из дома мы прятали в лесу, – признается Герман и снова хмуро глядит себе под ноги. – Скорее всего, Махно его уже загнал.

Бесков разводит руками с таким покаянным видом, будто бы лично виноват в том, что с моими друзьями и врагов не надо.

– А теперь отдай ей нож.

Матиаш приближается. Мгновение спустя я чувствую в ладони чуть влажную рукоятку и сжимаю ее неловко, совершенно не умея того и не желая.

– Все просто, – доносится откуда-то издалека голос Бескова. – Тебе не обязательно его убивать. Ты сделай вид, а все остальное я потом… сам.

Сделать вид?..

«Ты же шеффен. Я прошу тебя. Сам прошу».

Герман не передумал. И смотрит на меня, как смотрел тогда – с растерянностью больного ребенка, который не понимает, отчего ему так плохо и очень хочет, чтобы кто-то сильный и взрослый избавил его от страданий. И эта добрая надежда, улыбка в уголках губ, глаза… Взгляд попрошайки, которому стыдно, но очень надо, взгляд старика, ставшего обузой любимым внукам, взгляд калеки, который играет на гармонике в мороз, а вокруг стайкой вьется малышня…

– Иди ты к черту.

Нож с глухим лязгом летит в темноту. Улыбка Германа меркнет. Бесков тяжело вздыхает и отмахивается от нас, словно от назойливой мошкары.

– Нет так нет.

– Ты обещал! – вскидывается Матиаш, о котором я почти забыла, и принимается ощупью разыскивать нож в том углу, куда я его зашвырнула.

– Обещал – при условии, что она будет мертва, а Лист останется цел.

– Лист, – бормочет он, – Лист. – И шарит в карманах, а затем протягивает Бескову ту часть, которую сумел заполучить. Бесков не глядя мнет бумагу в кулаке и произносит странное:

– Тогда пляши, когда играют.

– Судьей должен стать я!

Так вот оно что… Услуга за услугу. Матиаш, Матиаш, не для себя стараешься!

– Кого ты спасаешь?

Вопрос остается без ответа. В глазах правнука Секереша плещется тупое упрямство фанатика, который твердо намерен заполучить лоскут одежды Христа. Я успеваю подумать о горькой иронии: формально их с Эмилем разделяет целое поколение, фактически они сошли бы за братьев.

– Кого пытаешься вернуть? Мать? Сестру?.. Терезу, верно? Прошло слишком много времени, Матиаш, ты не сможешь…

– Тебя это не касается, – шепчет он и одним стремительным рывком оказывается рядом. В голове вспыхивает абсурдная мысль, что он хочет отобрать у меня мантию, и я выставляю перед собой руки жестом жертвы ограбления, готовой отдать все ценное, только бы не били, но ладони неожиданно упираются в горячую и влажную от пота ткань, и волосы Германа щекочут лицо – он крупно вздрагивает, почти подпрыгивает, будто в каком-то комичном видео с изображением драки мимов: один делает вид, что протыкает другого кинжалом, а тот дергается раньше, чем нужно, трясет головой, встает, шатаясь, и притворяется, что стреляет – и тут уже первый хватается за грудь, по которой расплывается краска из раздавленного под рубахой пузыря, и пятится до тех пор, пока не натыкается на стену, по которой сползает, картинно бледнея, и рисует спиной размашистый алый росчерк. Второй глядит на него, вытирая с губ густую темную пену, делает шаг вперед – зрители уверены, что сейчас соперники встанут плечом к плечу и застынут в низком поклоне, но вместо этого тот, что еще держится на ногах, падает рядом с поверженным врагом и лежит, разбросав руки и ноги, и только рукоятка ножа в центре его груди едва виднеется в полумраке сцены – финал неприлично затянут, а занавес все не опускается, не загорается свет, и двое продолжают лежать, невзирая на бурные овации, после которых обычно принято прощаться и расходиться по домам.

– Бесков.

Вместо того чтобы посмотреть на меня, он разглядывает пятно на стене, а затем переводит взгляд на пол. Почти зеркальный мысок его сапога купается в кровавой лужице. Приподнявшись на пятку, Бесков аккуратно сдвигает ногу на чистое место, обмакивает в кровь кончик длинной кисти, которую все еще держит в руке, и выписывает ею последний недостающий знак.

Пальцы сами находят раскрытую неподвижную ладонь Германа. В ней еще покоится горячий пистолет – трофей той войны, которая уже не кажется мне столь далекой.

– Бесков, – повторяю я в спину цвета «фельдграу», которая пляшет в прицеле, однако с такого расстояния промахнуться невозможно. – Что, если бы я читала по-немецки?

Вот теперь он оборачивается. У меня получилось его удивить.

– При чем тут это?

– Дневник Рихарда Кляйна. Это ведь он, а не Рауш, с детства любовался людским страданием? Он не поступил на богословский факультет и служил в гестапо? Он был судьей и мечтал о том, чтобы рейстери становились не те, кто ими рожден, а те, кого он сам посчитает достойными?

– Ну допустим. Все, кроме одного – в детстве он был крайне миролюбивым ребенком. Никакой агрессии, молитва перед сном, благочестивые грезы о соседской девчонке… Люди не рождаются комендантами концлагерей, если ты на это намекаешь.

– Я намекаю на то, что ты соврал. И убить тебя пытался вовсе не Рауш, а…

– Эльза. Сучка Секереша. Она познакомилась с Рихардом во время одного из его визитов в Мадар и пыталась узнать обо мне, но, разумеется, тщетно. И тогда твоя ненормальная бабуля сама заявилась в «Унтерштанд». Наверное, думала, что я буду ждать ее у ворот с хлебом и солью – как бы не так. Я к тому времени уже перенес первое переливание и восстанавливался в палате. Рихард понял, что его план сработал, был окрылен… Даже почти не избивал меня стеком. Рауша ко мне не допускали – Рихард будто чувствовал, что тот попытается уничтожить его «эксперимент», и осторожничал… Рауш стрелял в него и наверняка убил бы, если б не пятнадцатый рейсте… Но плена Рихард боялся гораздо сильнее, чем смерти. Истекая кровью, он сам притащил меня в лабораторию. Я думал, что во второй раз точно сдохну… Однако я выжил и даже выбрался наружу, а там уже ждала эта чокнутая с пистолетом. Дальнейшее тебе известно. Преданный Вайс сумел добраться до замка и передать меня Секерешу. Тот, правда, сидел на чемоданах и ждал совсем не его, а свою престарелую будущую любовь, но Вайс мог быть убедительным, хоть и не отличался разборчивостью в средствах… а теперь скажи: если бы ты узнала подлинную историю Кляйна и Рауша – смогла бы прочесть между строк и мою?