Читать книгу "Генерал-адмирал - Роман Злотников"

Ну а когда с основными вопросами было покончено, он молча выложил передо мной папку с отчетом о расследовании по поводу одной известной нам обоим особы. Так что место нашей встречи в одном из пригородных парижских отелей я покинул вполне довольным.

На выставке, как я уже говорил, мы с Николаем появились только на четвертый день. Впрочем, прибывшие в Париж раньше нас инженеры и студенты толклись там уже почти десять дней, и у студентов время пребывания в Париже подходило к концу. Я очень надеялся, что заряд эмоций, полученный на выставке, подвигнет их к тому, чтобы отдать все силы промышленному развитию России, а не скатиться на кривую дорожку. Тем более что все возможности для этого я собирался им предоставить.

На Эйфелеву башню, являвшуюся воротами основной экспозиции, мы поднялись сразу же, как прибыли, причем в сопровождении самого Гюстава Эйфеля. Лифты мягко вознесли нас в самое небо. Николай восхищенно вертел головой, осматривая Париж с такой огромной для этого времени, еще не имеющего самолетов и небоскребов, высоты. Я тоже с любопытством огляделся. Нет, на Эйфелевой башне я был раз десять (вернее, намного больше, но чаще всего я поднимался только до первого уровня, чтобы пообедать в ресторане. Как раз в том, где, по легенде, так любил обедать Мопассан),[35]но и этого было достаточно, чтобы изучить открывающуюся отсюда панораму. Хотя сейчас город внизу был другой. Еще не было моста Александра III, парка Ситроена, музея Помпиду, фонтана Стравинского и десятков мест, которые я в своем XXI веке научился легко находить, глядя на Париж с высоты. Однако Жорж Эжен Осман[36]уже приложил к нему свою руку: Лувр, Триумфальная арка на площади Этуаль, площадь Конкорд и начинающиеся от нее Елисейские поля, Дом инвалидов с могилой Наполеона Бонапарта, улица Риволи и Большие бульвары — все это оказалось на своем месте.

— Дядя, а мы сможем построить такую башню в Петербурге? — восторженно спросил Николай.

Я усмехнулся, вспомнив, какие дебаты кипели в Питере моего времени по поводу Газпром-сити. И какие еще будут кипеть по поводу этой самой Эйфелевой башни в недалеком будущем. Да что там в будущем — все уже кипело. Еще до открытия башни в 1887 году триста писателей и художников (среди которых были и Александр Дюма-сын, и Ги де Мопассан, и композитор Шарль Гуно) направили протест в адрес муниципалитета, характеризуя конструкцию как «бесполезную и чудовищную», как «смехотворную башню, доминирующую над Парижем, словно гигантская фабричная дымовая труба», и жалостливо сетуя, что на протяжении двадцати лет[37]они будут вынуждены смотреть «на отвратительную тень ненавистной колонны из железа и винтов, простирающуюся над городом, как чернильная клякса»… Они даже не догадывались, что через какие-то два-три десятилетия Эйфелева башня станет не только неотъемлемой частью Парижа, но и его символом. Что поделать — темные люди. Не то что умные, образованные петербуржцы, протестовавшие против строительства «Газпром-сити» по совершенно другим и уж конечно куда более веским причинам…

Но я не мог ничего этого рассказать. Поэтому просто ответил:

— Да.

Глава 7

— Я полагаю, ваше высочество, что наиболее полно требованиям, определенным комиссией для ружья, предназначенного к вооружению пехоты, отвечают три образца — Нагана, Мосина и Роговцева. Но поскольку последний образец наиболее дешев в производстве, комиссия имеет намерение рекомендовать для производства именно его.

Я сидел и молча смотрел на образцы. Да, действительно, винтовка неизвестного мне полковника Роговцева была самой дешевой из трех. И если честно, как раз она-то более всего и напоминала ту самую винтовку Мосина, которую я помнил. Напоминала, потому что я никогда не интересовался историческим оружием. Просто общее ощущение, основанное на смутных образах, оставшихся в памяти. Почему так — была у меня мысль. Возможно, дело в том, что базовым патроном под бездымный порох был избран патрон, разработанный именно Роговцевым и очень сильно напоминающий мне тот самый обычный винтовочный патрон 7,62 х 54, который дожил до XXI века и продолжал использоваться многими образцами оружия, состоящего на вооружении Российской армии, — от снайперских винтовок до пулеметов. Только пуля была другой — не с остроконечной, а с округлой носовой частью. Ну непременно же Мосин с Роговцевым как-то взаимодействовали по этому вопросу — вот Роговцев, доселе мне неизвестный, и ухватил в процессе общения какие-то мысли Мосина. Возможно, те, от которых тот уже отказался, поскольку ушел далеко вперед. Он-то у меня здесь успел проехаться по нескольким оружейным заводам, изучил не десяток, а под сотню образцов оружия и имел под своим началом дюжину офицеров, инженеров и мастеров, составлявших настоящее конструкторское бюро. Так что лежащая передо мной винтовка конструкции Мосина была короче, легче и… изящнее, что ли.

— К тому же винтовка конструкции полковника Роговцева имеет и некоторые другие преимущества, — снова заговорил стоящий передо мной председатель Комиссии по испытанию магазинных ружей генерал Чагин. — Так, например, она длиннее и имеет более массивный приклад, что, несомненно, является преимуществом для рукопашного боя.

Я хмыкнул себе под нос. Да уж… А о том, что солдат должен до этого самого рукопашного боя все время таскать на себе лишний фунт веса — это как? Да и опять же рукопашный бой рукопашному бою рознь. В чистом поле — да, может, и преимущество, хотя надо еще посчитать, не нивелируется ли оно недостатками, а вот в стесненных обстоятельствах — в окопе, в каземате, в блиндаже — каждая лишняя пядь длины опять же становится не преимуществом, а недостатком.

— К тому же прицельные приспособления винтовки Роговцева позволяют поражать цель на дистанции тысяча саженей,[38]между тем как винтовка Нагана бьет на семьсот, а Мосина — всего лишь на пятьсот саженей.

Тут уж я хмыкнул в голос и, наклонившись к разложенным образцам, поднял так усиленно рекламируемую мне винтовку Роговцева и протянул ее генералу.

— Ваше высочество… — недоуменно пробормотал он, глядя на протянутую ему винтовку.

— Поразите, — попросил я.

— Что?

— Цель. Ростовую. На дистанции тысяча саженей. — Когда генерал обиженно поджал губы, я примирительно предложил: — Ну ладно, пусть не ростовую. Давайте представим себе нечто более масштабное — скажем, всадника на лошади. Поразите такую мишень? Хотя бы и неподвижную…