Читать книгу "Россия против Наполеона. Борьба за Европу. 1807-1814 - Доминик Ливен"

Прослышав о том, что турки ратифицировали мир, Александр I призвал Чичагова отложить проекты в отношении Порты и употребить все силы против могущественного противника, с которым Россия столкнулась лицом к лицу. Мысли о Константинополе просто-напросто отвлекли бы Чичагова от «настоящей цели действий, которую составляет тыл Наполеона». Тем не менее эти мысли были на время отложены, но не оставлены вовсе: «…как только дела наши против Наполеона пойдут хорошо, мы можем возобновить ваш план против турок немедленно и тогда провозгласить Славянскую или же Греческую империю. Заниматься же этим в данный момент, когда нам приходится и без того уже бороться со столькими затруднениями, представляется мне рискованным и неблагоразумным». Александр знал, что, действуя таким образом, он рисковал оттолкнуть своих сателлитов на Балканах, но в тех обстоятельствах он должен был сказать им, что главной задачей, стоявшей перед всеми славянскими народами, было выживание России: «Что же касается до Славянских народностей и валахов, то велите сказать им по секрету, что все это только временно, что, как только мы покончим с Наполеоном, то немедленно вернемся обратно, но уже для того, чтобы создать Славянскую империю». В то же время жажда славы у Чичагова была утолена обещанием предоставить ему верховное командование как своей собственной армией, так и армией Тормасова[290].

В течение весны и начала лета 1812 г. все планы по использованию армии Чичагова в значительной мере определялись опасениями и неуверенностью относительно того, какую роль в войне будет играть Австрия. Как было показано выше, именно новости о франко-австрийской конвенции положили конец размышлениям России на предмет нанесения упреждающего удара на территории герцогства Варшавского. В том самом письме от 19 апреля, в котором император сообщал М.Б. Барклаю о франко-австрийском союзе и писал о том, что он исключает возможность наступления со стороны России, он также в общих чертах намечал план по нейтрализации австрийской угрозы:

«Мы должны выработать хороший план, способный парализовать направленные против нас действия австрийцев. Мы должны оказать поддержку славянским народам и натравить их на австрийцев, одновременно с этим ища возможность объединить их усилия с усилиями недовольных элементов в Венгрии. Нам нужен толковый человек (un homme de tête), который мог бы взять на себя руководство этой важной операцией, и я остановил свой выбор на адмирале Чичагове, поддержавшем этот план с воодушевлением. Его дарования и энергичность позволяют мне надеяться на то, что он справится с этим ответственным поручением. Я готовлю все необходимые для него инструкции»[291].

Эти инструкции были обнародованы 21 апреля. Они начинались с предупреждения, обращенного к П.В. Чичагову, о том, что «коварное поведение Австрии, соединившийся с Франциею, заставляет Россию употребить все способы, в руках ее находящиеся, для опровержения вредных замыслов сих двух держав». Чичагов должен был использовать свою армию для поднятия и поддержки крупного восстания славян на Балканах, представлявшего угрозу для Австрии и подрывавшего ее силы, а также для подрыва позиций Наполеона в Адриатике. Полагая, что мятеж мог распространиться вплоть до Иллирии и Далмации, Александр I инструктировал Чичагова, чтобы тот заручился поддержкой Великобритании в Адриатике, поскольку англичане могли оказать военно-морскую и финансовую помощь восставшим в столь отдаленных местах как Тироль и Швейцария. Поднятие восстания в тылу Наполеона было ключевой составляющей большой стратегии Александра I в 1812–1814 гг. В конце концов ей было суждено принести хорошие плоды, так как благодаря ей действительно удалось создать оппозицию Наполеону внутри Германии и самой Франции. План, направленный на организацию панславянского восстания, был одним из наиболее ранних, наиболее впечатляющих и наименее реалистичных элементов этой стратегии[292].

В значительной мере этот план явился результатом паники и гнева, бывших реакцией на известие о франко-австрийском союзе, но он также отражал и давние взгляды Н.П. Румянцева. Даже тогда, когда Наполеон подходил к Смоленску, взгляды Румянцева были по-прежнему обращены на юг, в направлении перспектив, которые открывались перед Россией с закатом Османской империи. 17 июля он писал Александру I: «Я всегда полагал, что британский кабинет считает выгодным для себя упадок Вашей империи; как и венский кабинет, он желает, чтобы Ваше Величество в связи с какими-либо серьезными трудностями для Ваших собственных владений выпустили, так сказать, из рук все те огромные преимущества, которые обеспечила Вам война с Турцией». Что касается Австрии, Румянцев полагал, что интересы Александра «…требуют не щадить венский двор; лишь увеличивая его затруднения, Вы сможете добиться, чтобы он заключил сепаратный мир с Вашим Величеством; не следует, безусловно, ожидать, что выгоду можно получить уже сейчас». Составной частью большой стратегии Александра I должно было стать обращение к славянам, в котором подчеркивалось бы, что «тот самый император Наполеон, который уже поработил под своим игом народы Германии, намеревается поработить славянские народы, и с этой целью он без какого бы то ни было повода ведет войну против Вашего Величества, чтобы помешать Вам прийти им на помощь; что он ведет эту войну также потому, что по воле провидения Ваше Величество являетесь государем той великой нации славян, ответвлениям которой являются все остальные славянские народы». Александр должен был подчеркнуть в своем обращении, что Чичагов наступал в направлении Адриатики через земли южных славян с тем, чтобы Россия возглавила их борьбу за свободу[293].

К счастью для России, планы Н.П. Румянцева потерпели неудачу. Русский военный агент в Вене, Ф.В. Тейль фон Сераскеркен, писал М.Б. Барклаю, что, учитывая подавляющее численное превосходство войск Наполеона, было бы безумием отвлекать так много сил и денежных средств для рискованного предприятия на окраине империи. Кроме того, страх перед ответными действиями Австрии похоронили и планы Чичагова. Неофициальные беседы между русскими и австрийскими дипломатами выявили тот факт, что вклад Вены в военные операции будет строго ограниченным, если Россия не спровоцирует ее на дополнительные действия. Корпус К.Ф. Шварценберга ни при каких обстоятельствах не должен был быть больше 30 тыс. человек — в таком случае русско-австрийская граница оставалась нейтральной. Впоследствии Шварценберг сдержал это обещание, двинувшись в северном направлении на территорию герцогства Варшавского и войдя в Россию через польскую границу. К июлю Александр I все больше убеждался в том, что Вена сдержит свои обещания, что делало запланированное наступление П.В. Чичагова в Адриатику не только необязательным, но и очень опасным политически[294].