Читать книгу "Другая сторона Москвы. Столица в тайнах, мифах и загадках. Черный путеводитель от центра до спальных районов - Матвей Гречко"

Дом № 17 — это усадьба купца Куманина. Считается, что именно в этот дом Фёдор Михайлович Достоевский поселил Парфёна Рогожина. В правом корпусе этой усадьбы в квартире писателя Ардова, приезжая в Москву, в 1938–1966 годах подолгу жила и работала Анна Ахматова, памятник ей по рисунку Модильяни стоит во дворе дома. В начале июля 1941 года здесь произошла её единственная встреча с Мариной Цветаевой. К Ахматовой приходили её сын Лев Гумилёв, Фаина Раневская, Марк Шагал. На доме установлена мемориальная доска.

Дом № 21 — усадьба купца Долгова, приписывается Василию Баженову, родственнику Долговых. К сожалению, последующие перестройки изменили первоначальный вид здания. Считается, что Баженов проектировал и соседний храм иконы Божьей Матери «Всех скорбящих радость».

Дом № 22 был передан в 1871 г. Московскому епархиальному ведомству купцом Давыдом Ивановичем Хлудовым. В нём вначале располагалось Московское епархиальное училище иконописи и ремёсел; а потом — Мариинское женское епархиальное училище, куда принимали девочек 10–12-летнего возраста. Преимуществом пользовались дочери священнослужителей. Обучение продолжалось 6 лет. Девушки получали звание домашней учительницы и право работать в должности учительниц церковно-приходских и народных школ. После революции в здании училища была открыта школа красных коммунаров, затем рабфак. В настоящее время здание занимает Межгосударственный авиационный комитет.

Дом № 25 — первая в Москве автоматическая телефонная станция. В части здания действует музей, открытый накануне столетия Московской городской телефонной сети, где можно увидеть коллекцию старых телефонных аппаратов.

В 1877 году Александр Белл получил патент на телефон; его фирма принялась строить телефонные сети по всему миру, и в России тоже: в Петербурге, Москве, Варшаве, Одессе и Риге. Первая ручная телефонная станция в Москве открылась в доме купца Попова (Кузнецкий мост, 6), тогда сеть охватывала 800 номеров — в основном конторы. Частных абонентов было всего 246 человек — все очень богатые люди. Николай Гумилёв, восхищаясь новинкой, написал в 1918 году в стихотворении «Телефон»:

Неожиданный и смелый Женский голос в телефоне, — Сколько сладостных гармоний В этом голосе без тела!

Тогда это воспринималось не как насущная потребность, а как игра, развлечение.

Но телефонная сеть развивалась, и к 1917 году в ней было уже 232 тысячи номеров! А к 1922 г. сеть сократилась почти втрое и составила всего 89 тысяч номеров. Декретом Совета Народных Комиссаров, подписанным В. И. Лениным 13 июля 1918 г. «О пользовании московскими городскими телефонами», была организована специальная комиссия, которая занималась распределением телефонов между потребителями. В первую очередь обеспечивались советские учреждения и предприятия. У частных лиц квартирные телефоны сохранялись в исключительных случаях и с обязательным предоставлением возможности пользоваться аппаратом всем проживающим в том же доме. На окраинах жители «приписывались» к ближайшему телефону, получая через местные Советы особые карточки на право пользования им.

Как работала телефонная сеть тех лет, мы хорошо знаем по фильмам о революции, где абонент выкрикивает: «Барышня! Барышня! Мне Смольный!» Бедная барышня должна была помнить фамилии и имена тысяч абонентов и соединять звонившего с нужным адресом, вручную втыкая штекер в огромном табло со множеством контактов. На эту работу принимали лишь высоких девушек с длинными руками, иначе им было не дотянуться до верхних углов этого табло. Работа была утомительной, напряжённой, девушки быстро уставали и часто ошибались. А порой ошибки случались намеренно: Алман Строуджер, владелец похоронного бюро в городе Канзас-Сити, терпел убытки при получении заказов по телефону, так как мужем одной из телефонисток был владелец другой конкурирующей похоронной компании, к которой эта телефонистка и направляла все звонки безутешных родственников. Возмущённый Строуджер поклялся навсегда избавить общество от зловредных телефонисток и изобрел автоматический телефонный коммутатор.

Первая автоматическая АТС в Советской России была пробной, открылась она в Ростове-на-Дону, К 10-й годовщине Октября заработали автоматические станции и в Москве — первая на Большой Ордынке, потом на Бакунинской, на 3-й Тверской-Ямской и на Арбате. Их здания были построены из монолитных железобетонных конструкций в стиле конструктивизма. Здания телефонных станций были однотипны, имели по четыре этажа: на первом размещались обширный вестибюль, междугородная переговорная, телеграф и зал почтовых операций, на втором — административные помещения; третий и четвёртый этажи предназначались для аппаратуры. Открывали станции очень торжественно, демонстрируя их как большое достижение советской власти и не акцентируя внимание на том, что вся начинка произведена зарубежной фирмой Сименс-Гальске.

Осматривая АТС, стоит обратить внимание и на более позднюю пристройку к основному зданию: она украшена современными, но от этого не менее искусными мозаиками с изображением разрушенных церквей Замоскворечья.

Замечательны строения под номером 34: здесь девяносто лет назад великая княгиня Елизавета Фёдоровна, позже причисленная к лику святых сестра императрицы и вдова московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича Романова, убитого террористами, основала Марфо-Мариинскую обитель сестёр милосердия. Сюда принимались православные женщины от 21 до 45 лет. Они не давали монашеских обетов, не облачались в чёрное, могли выходить в мир, спокойно покинуть обитель и выйти замуж. Так, художник Павел Корин, работая над росписью храма, полюбил одну из сестёр и женился на ней.

В обители на Ордынке были устроены две церкви, часовня, бесплатные больница, аптека, амбулатория, столовая, воскресная школа, приют для девочек-сирот и библиотека. На наружной стене обители висел ящик, куда бросали записки с просьбами о помощи, и таких просьб поступало до 12 тысяч в год. Обитель просуществовала до 1926 года, потом сестёр выселили, в соборном храме обители открылся городской кинотеатр, потом дом санитарного просвещения, а в церкви — амбулатория.

Дом № 41/24 — особняк М. Д. Карповой, в девичестве Морозовой, был куплен Тимофеем Саввичем Морозовым для вышедшей замуж старшей дочери. Анна Тимофеевна и её сын, продолжая морозовские традиции, пригласили украсить своё жилище самых лучших мастеров: неоклассициста Ивана Кузнецова, мастера русского модерна Фёдора Шехтеля. Те превратили особняк в настоящее произведение искусства.

Но послереволюционная судьба особняка оказалась весьма печальной. Коллекцию картин растащили по музеям. Библиотеку в 5000 томов реквизировали. Панно Конёнкова «Пиршество», висевшее над камином, передали в Третьяковку. Лепнину сбили, камины уничтожили. Но в 1990-х гг. дом выкупило некое ЗАО — и это тот редчайший случай, когда покупатель выполнил все условия по научной реставрации памятника. Жаль только, что на восстановленные интерьеры можно полюбоваться лишь на фотографиях: посторонним вход внутрь запрещён.

Дом № 47 — Александро-Мариинскоеучилище, а ныне — Педагогический колледж № 1 имени К. Д. Ушинского. Это представительная двухэтажная постройка в русском стиле с чугунными навесами над входами.