Читать книгу "Эрнест Хемингуэй. Обреченный победитель - Лестер Хемингуэй"

15 сентября были отсняты основные кубинские сцены фильма, но Эрнест пребывал в полном разочаровании. Он заявил, что как писатель он обязан быть преданным своему делу. Он должен продолжать работать над этой вымышленной историей одного человека, и не важно, насколько поглощающей может стать работа над фильмом. Он смирился с вынужденным перерывом из-за приближающейся зимы. Следующей весной другая команда операторов отправилась вместе с ним в Перу. Там надеялись поймать гигантского марлина для съемок финальных сцен картины.

За первые четырнадцать дней непрерывного лова марлин совершенно не клевал. За следующие две недели шесть рыб попадались на крючок, и лишь четыре из них удалось вытащить на палубу. По всем меркам, это были большие марлины. Их размеры превышали четырнадцать футов. Но они не были гигантскими, а для фильма требовался именно такой. В итоге для получения желаемого эффекта пришлось обратиться к голливудским киносъемочным хитростям. Что-то оборвалось в Эрнесте, когда это решение было принято.

В 50-х годах в письмах к Харви Брейту, в разговорах с друзьями и комментариях во время занятий любимыми видами спорта Эрнест сделал больше проницательных наблюдений, чем большинство людей за всю свою жизнь.

Его интересы были безграничны. Он следил за событиями в мире по газетам, журналам, книгам, приходившим к нему со всех уголков земного шара. Со всех сторон шли посетители, приглашения и всякие отвлекающие предложения. Несмотря на это, Эрнест постоянно работал. В письмах к Харви Брейту он отмечал, что одной из проблем работающего на Кубе писателя является отличная форма ранним утром и завершение работы к полудню, до того, как пот начнет стекать по рукам, портя бумагу. Эрнест делал предсказание результатов боксерских поединков, которые на две трети оказывались верными. Как-то, пребывая в таком настроении провидца, он заключил пари, что преступность победит Кефаувера, Эйзенхауэр – Трумена, а налог на доходы – Хемингуэя.

Когда Чарльз Фентон издал книгу «Учение Эрнеста Хемингуэя», Эрнест прокомментировал, что Чарли в отношении сбора информации поработал как настоящий агент ФБР. Но он упустил такие факты, как индейская кровь Хемингуэев со стороны Эдмундсов, а также то, что, когда Льюис и Кларк отправились на запад, они встретили человека по имени Хэнкок, находившегося там уже многие годы, и что один из наших дядей был награжден Сунь Ятсеном в Китае во время медицинской миссии от протестантской церкви.

К южанам у Эрнеста было особое отношение. Он следовал правилу не верить никому с южным акцентом, если это только не негр. При написании романов он советовал иметь уверенность монтажника стальных конструкций, особенно когда ты достигаешь уровня семьдесят второго этажа. Эрнест говорил, что в недалеком прошлом были свои замечательные люди. К ним он относил Сервантеса и Челлини. Среди современных авторов он с любовью относился к Джорджу Оруэллу, Эдвину Балмеру, Эдвину Фуллеру, Джону Пил Бишопу, Оуэну Уистеру, а также Дос Пассосу и Маклейшу.

Харви Брейт отказался попросить Эрнеста написать предисловие к его книге об интервью с писателями, хотя ему настоятельно советовали сделать это. Он посчитал эту просьбу лишним беспокойством. Когда Эрнест узнал об этом, то написал Харви замечательное письмо, предложив, чтобы этот почетный труд взял на себя его младший коллега Уильям Фолкнер. Он сказал, что лично заплатит Фолкнеру 350 долларов за написание предисловия, пока он, вовсе не из-за финансовых соображений, будет писать конкурирующее предисловие, основанное на интервью с Дейти, которого он, несомненно, сможет добиться. Ему лишь стоит объяснить обстоятельства и удостоиться чести появиться там вместе с Фолкнером.

В 1956 году, вскоре после рождения у Харви сына Себастиана, Эрнест и Мэри неделю гостили у Брейтов в Нью-Иорке. Эрнест стал крестным отцом мальчику. По словам Эрнеста, это был единственный раз, когда в Нью-Иорке у него не было дел и он предавался развлечениям.

В письме к Марлен Дитрих Эрнест рассказал о своей новой работе. Он сказал, что это гораздо лучше, чем большая поэма о войне, которую он написал зимой во время наступления на Арденны. Он хотел, чтобы это произведение было у нее, если она вдруг окажется в его краях. Он добавил, что у Марлен всегда будет он, где бы она ни находилась, поскольку он беззаветно любит ее, и никто еще так не любил ее, как он.

На следующий год даже мысли о Нью-Йорке были не так приятны. Эрнест больше не приходил в возбуждение даже от перспективы посмотреть великие полотна в музее «Метрополитен». Он чувствовал, что с самим городом творится нечто неладное. Хотя он точно не знал, что именно, но был уверен, что Джордж Браун, вероятно, будет единственным человеком в городе, кто выживет.

Жизнь на Кубе начала становиться не такой уж удобной. С одной стороны, Эрнеста вызвал на дуэль британский корреспондент, работающий на гаванскую газету. Некоторое время Эрнест обдумывал вызов, а потом не принял его. По версии корреспондента об этом получившем широкую огласку инциденте, Мэри оскорбила его, потому что он сказал, что не испытывает интереса к поеданию мяса плотоядных животных.

Эрнест питался любым мясом. Его кулинарные вкусы были довольно простыми. Во время отсутствия Мэри он заявлял, что прекрасно протянет и на сандвичах – арахисовое масло с луком, сыр с луком, солонина с луком, – пока у него есть большой запас сухого красного вина. Однажды, когда Мэри была в отъезде, к Эрнесту приехал в гости Синбад Дунабеттия, один из членов команды «Пилар» во время войны. Он сказал, что предпочел бы более искусно приготовленную пищу. Эрнест ответил, что будь он проклят, если помимо написания книг будет еще и готовить. Так он с удивлением обнаружил, что служанка Мэри не умеет готовить. Он заявил, что, с его точки зрения, готовить может каждый, поскольку даже Бамби научился этому в лагере для военнопленных. Но он признал, что проблема с рецептами Бамби заключена в том, что все они основаны на раздробленном крекере или черством хлебе.

Еще одно мрачное событие в его жизни на Кубе произошло, когда убили Блэкдога. Много было написано о невероятной любви Эрнеста к кошкам. Он заявлял, что в определенных качествах они превосходят людей.

– У кошек абсолютная эмоциональная честность, Барон, – сказал он мне однажды. – Кот или кошка, они всегда могут выразить тебе свои чувства. По некоторым причинам люди скрытны в этом отношении, но кошки – никогда!

А одним из его любимых друзей после войны был Блэк-дог. Этот черный спаниель жил в его доме и считал себя сторожем всех псов, как и Эрнест был писателем всех писателей. На протяжении многих лет его любовь к Эрнесту была больше, чем просто к хозяину. Он считал его центром мироздания. Он тихо горевал, когда Эрнеста не было рядом. Он хорошо ел, только когда хозяин находился дома. Когда Эрнест спал, Блэкдог охранял входную дверь. Когда Эрнест купался, Блэкдог ждал на берегу бассейна. Когда Эрнест шел работать в комнату в башне, Блэкдог взбирался по ступенькам и ждал, когда он пойдет вниз. Эрнест говорил, что Блэкдог познал взаимосвязь между печатанием на машинке и пищей, поскольку Эрнест вначале работал, а потом садился за стол. Он рассказывал, что иногда дурачил пса, печатая письмо вечером.