Читать книгу "Зощенко - Валерий Попов"

Какой вывод следует из этого? Если Зощенко не нравятся советские порядки, что же прикажете: приспосабливаться к Зощенко? Не нам же перестраиваться во вкусах. Не нам же перестраивать наш быт и наш строй под Зощенко. Пусть он перестраивается, а не хочет перестраиваться — пусть убирается из советской литературы. В советской литературе не может быть места гнилым, пустым, безыдейным и пошлым произведениям. (Бурные аплодисменты.)

Вот из чего исходил ЦК, принимая решение о журналах “Звезда” и “Ленинград”.

Пропаганда безыдейности получила равноправие в “Звезде”. Мало того, выясняется, что Зощенко приобрел такую силу среди писательской организации Ленинграда, что даже покрикивал на несогласных, грозил критикам прописать их в одном из очередных произведений. Он стал чем-то вроде литературного диктатора. Его окружала группа поклонников, создавая ему славу. Спрашивается, на каком основании? Почему вы допустили это противоестественное и реакционное дело?

Советские писатели должны помочь народу, государству, партии воспитать нашу молодежь бодрой, верящей в свои силы, не боящейся никаких трудностей».

Читая этот доклад теперь, что можно понять нам в той ситуации? Интересно заявление Жданова о том, что «Зощенко приобрел такую силу среди писательской организации Ленинграда, что даже покрикивал на несогласных, грозил критикам прописать их в одном из очередных произведений. Он стал чем-то вроде литературного диктатора».

Видимо, Зощенко действительно начал набирать вес. О некоторой барственности его тона писал и близкий ему человек, жена Михаила Слонимского. Но что в этом такого? Писатель должен знать себе цену. За время своего пребывания в Союзе писателей я видел столько «барственных» особ!.. Но даже фамилий их теперь не могу вспомнить. А уж Зощенко — имел основания!

Жданов не забыл, конечно, и о буйной молодости «Серапионовых братьев», когда каждый из них пытался поразить читателя экстравагантностью своих «аполитичных» заявлений… И слова Зощенко той поры о его «политической безнравственности» — теперь, в тяжелых послевоенных условиях, после победы, давшейся такой ценой, конечно, выглядели неприглядно. В общем, речь Жданова была составлена «как надо».

Не мог он пропустить и уже известный мотив «деятельности» Зощенко во время войны, когда тот, «окопавшись в Алма-Ате» (правда, как раз по указанию Смольного), «вывернул свою мерзкую душонку» в повести «Перед восходом солнца». Читая эту вещь, мы понимаем, что ничего «мерзкого» там нет — повесть чрезвычайно серьезная, откровенная, чистая… Но Жданову обязательно надо было «уничтожить» Зощенко как наиболее авторитетного писателя, олицетворяющего независимость, внутренне несогласившегося «приковаться навек» к «галере» соцреализма и продолжавшего писать то, что считал нужным — и притом еще не осужденного за это окончательно, как уже было сделано с Булгаковым, Платоновым и другими, не говоря о сгинувших. А этот — жив и еще пользуется авторитетом и любовью. Редакторы, вместо того чтобы покончить с ним, снова «поднимают его на щит»! Пора дать ему должную оценку! И на примере детского рассказа «Похождения обезьяны», перепечатанного из детской «Мурзилки» в «Звезде», Жданов заключает: «Зощенко привык глумиться над советским бытом, советскими порядками, советскими людьми, прикрывая это глумление маской пустопорожней развлекательности и никчемной юмористики».

Посмотрим, насколько справедлива такая оценка. Прочтем этот злополучный рассказ.

«Похождения обезьяны

В одном городе на юге был зоологический сад. Небольшой зоологический сад, в котором находились — один тигр, два крокодила, три змеи, зебра, страус и одна обезьяна, или, попросту говоря, мартышка. И, конечно, разная мелочь — птички, рыбки, лягушки и прочая незначительная чепуха из мира животных.

В начале войны, когда фашисты бомбили этот город, одна бомба попала прямо в зоологический сад. И там она разорвалась с громадным оглушительным треском. Всем зверям на удивленье.

Причем были убиты три змеи — все сразу, что, быть может, и не является таким уже тяжелым фактом, и, к сожалению, страус.

Другие же звери не пострадали и, как говорится, лишь отделались испугом.

Из всех зверей больше всего была перепугана обезьяна мартышка. Ее клетку опрокинуло воздушной волной. Эта клетка упала со своего возвышения. Боковая стенка сломалась. И наша обезьяна выпала из клетки прямо на дорожку сада.

Она выпала на дорожку, но не осталась лежать неподвижно по примеру людей, привыкших к военным действиям. Наоборот. Она тотчас влезла на дерево. Оттуда прыгнула на забор. С забора на улицу. И как угорелая побежала.

Бежит и, наверное, думает. “Э, нет, — думает, — если тут бомбы кидают, то я не согласна”. И, значит, что есть силы бежит по улицам города, и до того шибко бежит, — будто ее собаки за пятки хватают.

Пробежала она через весь город. Выбежала на шоссе. И бежит по этому шоссе прочь от города. Ну — обезьяна. Не человек. Не понимает, что к чему. Не видит смысла оставаться в этом городе.

Бежала, бежала и устала. Переутомилась. Влезла на дерево. Съела муху для подкрепления сил. И еще пару червячков. И заснула на ветке, там, где сидела.

А в это время ехала по дороге военная машина. Шофер увидел обезьяну на дереве. Удивился. Тихонько подкрался к ней. Накрыл ее своей шинелькой. И посадил в свою машину. Подумал: “Лучше я ее подарю каким-нибудь своим знакомым, чем она тут погибнет от голода, холода и других лишений военного времени”. И, значит, поехал вместе с обезьяной.

Приехал в город Борисов. Пошел по своим служебным делам. А мартышку в машине оставил. Сказал ей:

— Подожди меня тут, милочка. Сейчас вернусь.

Но мартышка не стала ждать. Она вылезла из машины через разбитое стекло и пошла себе по улицам гулять.

И вот идет она по улице как миленькая. Гуляет, прохаживается, задрав хвост. Народ, конечно, удивляется, хочет ее поймать. Но поймать ее не так-то легко. Она живая, проворная, бегает быстро. Так что ее не поймали, а только замучили напрасной беготней.

Замучилась она, устала. И, конечно, кушать захотела.

А в городе, где она может покушать? На улицах ничего такого съедобного нет. Не может же она со своим хвостом в столовую зайти. Или в кооператив. Тем более — денег у нее нет. Скидки нет. Продуктовых карточек она не имеет. Кошмар.

Все-таки она зашла в один кооператив. Почувствовала, что там что-то такое имеется. А там отпускали населению овощи — морковку, брюкву и огурцы.

Заскочила она в этот магазин. Видит — большая очередь. Нет, в очереди она не стала стоять. И не стала расталкивать людей, чтобы пробиться к прилавку. Она прямо по головам покупателей добежала до продавщицы. Вскочила на прилавок. Не спросила, почем стоит кило морковки. А просто схватила целый пучок морковки и, как говорится, была такова. Выбежала из магазина довольная своей покупкой. Ну — обезьяна. Не понимает, что к чему. Не видит смысла оставаться без продовольствия.

Конечно, в магазине шум произошел, гам, переполох. Публика закричала. Продавщица, которая вешала брюкву, та вообще чуть в обморок не грохнулась от неожиданности. И действительно, можно напугаться, если вдруг рядом, вместо обычного, нормального покупателя, скачет что-то такое мохнатое с хвостом. И еще, вдобавок, денег не платит.