Читать книгу "Оливье, или Сокровища тамплиеров - Жюльетта Бенцони"

— Кажется, ты ее действительно любишь?

— Да. Служить ей, украшать ее было настоящим счастьем. Она так ласково говорила «спасибо». Да, я очень привязана к ней, и мне очень тяжело от того, что с ней сделали...

Матье встал и прикоснулся губами ко лбу дочери:

— Ладно, не отчаивайся! Долг людей предугадывать деяния Господа.

— Что вы хотите этим сказать?

— Ты не поймешь. Постарайся выздороветь!

Она старалась изо всех сил и, встав на ноги, настояла, чтобы первым делом ей разрешили навестить могилу Бертрады. Мать захотела пойти с ней, и Бландина отвела их туда.

Накануне Матье с сыном отправились в Шантийи. Мастер считал, что пора прибрать своих людей к рукам.

Окончив молитвы, три женщины преклонили колени перед отшельником, который благословил их у порога своей пещеры, а затем отправились дальше по дороге в Пчелиный домик. Они шли молча, испытывая удовольствие от прогулки по лесу, полному птиц, ясным солнечным днем. Од чувствовала облегчение оттого, что прикоснулась к земле, в которой покоилась тетушка, и знала теперь, что та находится под покровительством этого лохматого и дурно пахнущего старика, чей взгляд, однако, излучал столько света и сострадания... Бальзам для сердечных ран!

Однако по возвращении в Пчелиный домик только что обретенная ею душевная ясность дала трещину. Бабушка, которую они оставили в саду в тени яблони, холодно смотрела на толстого человека в коричневой бархатной шляпе, в богатом костюме из тонкого сукна того же цвета, расшитого более темным шелком. Он вышагивал перед ней взад и вперед, заложив руки за спину и произнося слова, которые они не могли разобрать. Шагая, он время от времени сгибал колени, чтобы размять их, и от этого его походка казалась такой смешной, что девушка засмеялась.

— Ну, вот и остальная семья. Я подозревал, что эта старуха живет здесь не одна.

— Я никогда и не говорила этого, — возразила Матильда. — И хотела бы знать, куда подевались ваши хорошие манеры! Старуха! Разве так говорят с дамой?

— Дамой? Вы, конечно, были ею в доме вашего сына в Монтрее, но теперь вы мало что значите, ведь он в бегах, а вы осмелились укрыться в этом доме, который принадлежит мне, так как моя дорогая тетушка оставила нас и перешла в мир иной. И вы еще имеете дерзость спрашивать меня, зачем я явился сюда? Вступить во владение, вот и все, — прорычал он.

— Как, однако, меняет человека перспектива наследства! Мы знали вас более учтивым и более любезным, мэтр Эмбер!

Незнакомец действительно оказался Гонтраном Эмбером, галантерейщиком, племянником мужа Бертрады. И резкое замечание Матильды было совершенно справедливым: до сих пор в семье Матье знали — надо сказать, недостаточно хорошо! — упитанного галантерейщика с улицы Кенкампуа как человека приветливого, улыбчивого и даже приятного. Бертрада была вполне им довольна после смерти мужа, когда они делили наследство: он получил приносивший хороший доход магазинчик с разнообразным выбором товаров в галерее дворца, что сделало его одним из главных богатеев Парижа, а она — имущество покойного мужа. В числе прочего был и дом, который Бертрада сама отдала ему два года тому назад, а также Пчелиный домик. И вот теперь он свалился на их головы с угрозами! Возможно, виной тому — изумление, ведь он не ожидал обнаружить свой дом занятым...

— Какой уж есть! И вас это не касается!

— Не думаю, что вы справедливы, — сухо заметила Жулиана и подошла ближе, чтобы взглянуть ему прямо в лицо. — И потом, кто вам сказал, что моя сестра мертва?

— Люди из Нельского дворца, я как раз оттуда! Я отправился туда, обеспокоенный слухами о том, что там происходит в связи с делом принцесс; хотел поговорить об этом с Бертрадой и узнать, в какой она ситуации. Я навещал ее там не в первый раз и думал, что меня хорошо знают, но смотритель — человек, которого я никогда не видел, — чуть ли не вышвырнул меня вон, говоря, что Бертрада грубо оскорбила монсеньора Людовика Наваррского и что тот, в порыве гнева, ударил ее... кажется, слишком сильно, и что она скончалась. Когда я потребовал показать мне тело, он ухмыльнулся и сказал, что похороны взяли на себя слуги принца. Потом он отыскал узел старых тряпок, которые принадлежали ей, — новые они, конечно, поделили между собой! — и сунул их мне в руки, сказав, чтобы я был доволен и этим и помалкивал, если не хочу неприятностей. А потом послал меня к черту! Это он сказал мне, Гонтрану Эмберу, главе цеха галантерейщиков, который имеет собственный дом, превосходную репутацию и очень доходное дело!

— Это ни для кого не секрет! А почему вы не обратились с жалобой в суд короля? Вы уважаемый буржуа, а он ценит таких людей.

— Я? Чтобы я пошел к королю... в такое смутное время? Я еще не сошел с ума. Я... я едва выдерживаю взгляд короля, когда он просто проходит по галерее...

— И вы предпочли прийти сюда! Спрашивается, зачем?

— Я вам сказал: чтобы вступить во владение тем, что мне принадлежит... и зарыть в эту землю узел с тряпками! Вон он, привязан к мулу! Я мог бы бросить его где попало, но мне показалось, что это было бы...

— Прибрать к рукам то, что вам никогда не принадлежало, это вы считаете достойным? Имущество моей сестры перешло к моей дочери, которую вы видите здесь. Как и этот дом, о котором она всегда говорила, что он будет принадлежать Од...

— В таком случае, не мешало бы иметь соответствующую бумагу! Не думаю, что это было сделано; Сожалею, но поскольку Пчелиный домик принадлежал моему дяде, теперь он, естественно, будет принадлежать мне!

— Вы уже советовались с нотариусом?

По маленькой жилке, бившейся на виске Жулианы, было заметно, что она борется с охватывающим ее гневом и с большим трудом старается сохранить спокойствие перед этим самодовольным котом с сытой и хитрой физиономией. Ей захотелось вцепиться в эту физиономию когтями, когда на ней вдруг появилась вкрадчивая улыбка:

— Да нужно ли это? Ваш супруг и ваш сын оказались вне закона, дама Жулиана, и из этого следует, что вы и ваши владения — тоже. Так что теперь у вас нет ничего, и я прошу вас не забывать, что мне достаточно подняться туда, в замок, чтобы сюда явились солдаты и вышвырнули вас отсюда.

Матильда возмущенно вскрикнула, а Жулиана, у которой пересохло в горле, не нашлась, что ответить. Тогда в дело вмешалась Од: она встала между матерью и галантерейщиком, словно белокурая Немезида, глаза которой полыхали гневом:

— Ну и гнусный же вы негодяй, раз осмеливаетесь угрожать женщинам, на которых обрушилось несчастье! Ведь мы принадлежали к одной семье, а теперь вы хотите воспользоваться нашим тяжелым положением!

— К одной семье? Потому что ваша тетя вышла замуж за моего дядю? Громко сказано, мне так кажется. Во всяком случае, из-за того, что эта бедная Бертрада... так же, как и вы, служили распутнице, которая, на наше счастье, гниет в тюрьме...

От пощечины, нанесенной девушкой с размаху и с неожиданной силой, его голова запрокинулась, и на толстой щеке проявились следы от ногтей. Он чуть было не упал, но каким-то чудом сохранил равновесие. И, придя в бешенство, завопил: