Читать книгу "Большая книга ужасов – 61 (сборник) - Евгений Некрасов"

– Я не могу так молча идти, я боюсь. Давайте рассказывать что-нибудь… – Танька умоляюще оглянулась на меня. Пока я думала, что ответить, Наташка опять раскомандовалась:

– Страшные истории?! Чтобы вы вообще отсюда никуда не ушли? Сели на дно и звали маму? Не хочешь молчать – запевай! – Она заголосила «Жил-был у бабушки серенький козлик».

Мы его поем, когда возвращаемся с раскопа и уже подъезжаем к лагерю. Встаем в кузове, держась, кто за что, и поем, чтобы на кухне слышали: едут голодные студенты. Не знаю почему, не знаю, кто придумал. Когда я приехала на практику, это уже было. Подозреваю, что это просто единственная песня, слова которой точно знают все.

Наташка блажила так, что если станция недалеко, нас там точно слышали и бросали монетки в нашу сторону. Девчонки робко подтягивали, и я включилась. Стало не так страшно. К тому же мы перекрикивали жаб. Не знаю, что меня больше нервировало: заброшенный раскоп без берегов и с черепом или это истерическое кваканье. Перестав бояться, я вспомнила о холоде, дожде и о том, что мы находимся по колено в яме с водой. То есть яма-то выше, а воды по колено. И когда она, интересно, кончится? Ничего не видно.

Туман сгущался на глазах. Или мне так показалось, но он походил уже на молочную пену, и даже вокруг стало светлее. Я разглядела куст в паре метров от себя и странное отражение в воде. Лицо, вроде было мое собственное, но как будто я смотрю в зеркало, увеличивающее в несколько раз.

С перепугу я взяла такую высокую ноту, что Танька впереди подпрыгнула и села в яму. Вода доставала ей до подбородка. Я протянула ей руку. Танька вцепилась и потащила меня ко дну. Вроде и не болото, не глубоко даже, а мне казалось, что нас тащит вниз табун тяжеловозов.

– Встань ты, наконец!

– Не могу. Что-то за ноги держит… Наташка!

Наташка и Неля уже бежали к нам. Несколько секунд мне казалось, что они топчутся на месте.

– Да вытащите меня отсюда! – Танька продолжала тонуть. Вода уже подступила ко рту, и Танька говорила сквозь губы.

Я держала ее за руку, Наташка схватила за вторую. Неля стояла рядом и перепуганно глазела, как мы пыхтим. Танька была чугунная. Она буквально вросла в дно ямы, с тем же успехом мы могли бы вытаскивать из земли столетний дуб.

– Держит, – жаловалась она одними губами. За ноги держит, двумя руками, я его чувствую!

– Кого? – Наташка не переставала тянуть. – Болотный грунт? Давай-ка не выдумывай и не дергайся. Струной вытянулась, ноги расслабила…

– Наташа, очнись! – Танька уже истерила. – Ты в шаге стоишь, тебя не засасывает, какой болотный грунт?! Ты плутаешь в шестиметровой яме, ты видела эти лица…

– Кто тебе сказал, что она шестиметровая? Что это вообще старый раскоп, да еще тот самый? Мы бултыхнулись в яму с водой, ямы бывают разные. Но у всех есть берега. Ты не стой, помогай!

Последнее относилось к Неле и, кажется, отрезвило ее. По крайней мере, Неля перестала стоять истуканом и бормотать себе под нос. Она вцепилась в Наташкин ремень и потащила, как дедка за репку.

– Да не так!

Неля отпустила Наташку и опять встала, не зная, как помогать и чего от нее хотят.

Танюха, страшно бледная в этой молочной подсветке тумана, смотрела на Наташку круглыми глазами и пыталась до нее донести:

– Он правда внизу. Я чувствую, что меня держат руки.

– Да, мои и Катькины. Тань, я понимаю, что тебе страшно. Но твой Черный Дьякон не может быть здесь похоронен. Когда он умер, это озеро еще было. Не в нем же его утопили?

– Ты уверена?

– Нет. Понятия не имею, где он закопан.

– Вот-вот. Это же логично: он кучу народу оговорил, и родственники казненных вполне могли утопить его в том же самом озере. Ты вообще знаешь, как он умер? Какие гипотезы существуют?

Танюхина голова торчала над водой и рассуждала о логичности и гипотезах. Наташку это даже позабавило:

– Нашла время! Да и не та он фигура, чтобы гипотезы строить… Соберись!

– А может, это не он сам, а те утопленницы… – бормотала Танька, пытаясь подтянуться. – Бесполезно. Придумайте что-нибудь!

Наташка придумала дать ей свою палку. Танька вцепилась в один конец, мы трое – в другой.

– Тащите!

Кажется, команду поняла только Танька. Она потянула за свой конец так, что казалось, утащит сейчас нас всех, вместе с палкой и мокрыми сапогами, к ядру Земли, не ближе. У меня уже руки онемели, а Танька так и торчала носом над водой. По-моему, она ушла еще глубже.

– Бу-бубу-бубу… – донеслось уже из-под воды. Неоригинально: «Сделай что-нибудь». Я поняла. И Наташка…

Наташка выдернула у нас палку, подскочила и стала изо всех сил тыкать в землю вокруг Таньки, как будто хотела проткнуть невидимого противника там, на дне:

– Тащите ее, что смотрите!

Мы поспешно схватили Таньку за две руки, и дело правда пошло. Вот уже показались плечи…

– Осторожно, ты меня задеваешь!

– Так надо! – Наташка месила палкой, как будто взбивает тесто, а мы тянули и тянули.

Танюха показалась по пояс и вылетела на меня как пробка из бутылки. Я кувырнулась на спину, глотнула водички…

– Все целы? Идем уже! – Наташка подобрала свою палку и быстро зашагала вперед. Танька, прихрамывая, побежала за ней, насколько можно бежать по колено в воде. Мы с Нелей замыкали колонну.

– Страшно было? – Неля вообще-то молчунья, но сейчас ее прорвало. – Здоровенная яма какая, а! Уж метров сто прошли!

Танька молча всхлипывала. А Неля продолжала болтать:

– Может, нас это… Нечистый водит-плутает? Кажется, что вперед идем, а на самом деле – кругами или вовсе на месте топчемся. Я читала…

– Еще одно слово, – рявкнула Наташка, – и ты будешь читать только инструкции к лекарствам! Даже если ты права…

Жабы голосили как резаные. Я когда вспоминаю ту ночь, всякий раз уши закладывает этим жабьим гвалтом. Знать не будешь, все равно заподозришь неладное.

– Успокоились? – Наташка остановилась и достала компас. – Знаю, что китайский отстой. Но другого-то нет.

– А ты помнишь, в какой стороне лагерь?

– Ничего я не помню! – огрызнулась Наташка. – Боюсь, что мы кругами ходим. Запоминайте: северо-запад. Через сотню шагов еще глянем.

Тогда я стала считать шаги. Это помогает, когда чего-то боишься. Считаешь про себя или бормочешь какой-нибудь стишок, вот и голова занята, ей не до мыслей о плохом. Четыре пары сапог синхронно чавкали по воде, считать было очень удобно: чап-два, чап-четыре, чап-шесть…

Дождик перестал. Правда, это было сомнительное утешение: все, что на мне осталось сухим к тому времени, – три волосины в челке. Наэлектролизованные, они тянулись вверх к капюшону дождевика и щекотались по дороге. Да, я помню из той ночи столько всякой ерунды: какой формы была грязюка на сапоге у Нели, какой здоровенный борщевик в яме рос… Но я не помню, как Танюха пропала!