Читать книгу "Серебряные слезы - Татьяна Тронина"

Вера развернула плотную ткань, и под ней тоже оказались картины.

– И это тоже бери. Ты же видишь, мне их даже повесить негде.

– Кажется, я это где-то видела... – растерянно пробормотала я. – Нет, честно! Или у меня дежа-вю началось...

На самой первой картине – метр на полтора или даже больше – была изображена обнаженная женщина. Прекрасная, с дивными черными волосами, такими густыми, что часть их была заплетена в косы, а другая лежала кольцами на груди. Темные глаза с огромными тенями, напряженно и скорбно сжатый рот – на котором то ли улыбка, то ли плач, как написал Заболоцкий, тонкие руки, которые будто тянутся вверх.

– Лиза, ты чего? – удивленно спросила Вера.

Женщина лежала на снегу. Белый, мертвый, пронзительный цвет. Цвет, который как свет. Как зимнее небо.

Я наклонилась ближе и заметила еще одну знакомую деталь – над головой женщины было что-то вроде нимба, образованного выбившимися волосами, которые слегка отдавали в красноту – будто отблеск близкого огня.

Я и сама не замечала, что бормочу что-то, разглядывая картину.

– Тебе нравится? – обрадовалась Вера. – Ну и бери! Это наша прабабушка изображена. Ее наш прадедушка рисовал, потому что он тоже художником был. Очень неприлично, хоть и красиво. Я бы это точно на стену не повесила. А ты, знаешь, где-нибудь у себя в будуаре... У тебя ведь будет будуар, когда вы с Денисом поженитесь, да?

Милая Вера...

– Лиза, ну ты чего? – уже испуганно закричала она. – Да ты как будто не в себе!

– Вера, ты не понимаешь! – наконец смогла я прошептать. – Это же та самая картина. Та самая!

– Какая?

– Про которую Андрей Калугин в своем романе писал!

– Какой еще Андрей Калугин? – с недоумением спросила она.

Я тем временем искала подпись на картине.

– Как фамилия, как же его фамилия...

– Чья? – нетерпеливо воскликнула Вера.

– Ну, кто ее рисовал...

– Карасев! Я ж тебе говорю – известный портретист! У него две картины в Третьяковке.

– Наш с тобой прадедушка?!

– Да. А ты думаешь, откуда взялась наша фамилия? Папа отсек вторую половину, и получилось – Георгий Кар... Во-первых, «Карасев» казалось ему неблагозвучным, а во-вторых, путаница... Он не хотел, чтобы его путали с этим Карасевым. – Она рукой указала на картину, перед которой я ползала в пыли.

– Карасев... Кар... – Я никак не могла прийти в себя, и Вера смотрела на меня уже с откровенным страхом. Она, наверное, думала, что я сошла с ума. – Так это Дуся Померанцева!

– Наша прабабушка Евдокия, да... Сейчас я тебе водички принесу!

– Нет, Вера, нет... Ты знаешь, что она была актрисой?

– Да, вроде того... Я даже немного ее помню – она была очень старенькой, умерла на восьмом, нет на девятом уже десятке.

Я смотрела на красавицу, лежащую на снегу или парящую над ним, и все не могла понять, что же так поразило меня в этом открытии. Да, конечно, удивительно, что я оказалась родней Дусе Померанцевой, но было еще нечто такое... Саша!

– Любовь, – сказала я, сидя на полу. – Это – любовь. Ты знаешь, у нее такой причудливый путь, который невозможно проследить... «Моей весны неверная подруга! Придет ли день, когда в ином краю, где нет цепей, где не бунтует вьюга, тебе я песнь последнюю спою!» Ты знаешь, Вера, все дело, наверное, в наследственности, в генах... Богу было угодно, чтобы мы нашли друг друга, недаром я все последнее время пыталась разгадать эту загадку, но Бледный ангел помог мне!

Вера плюхнулась рядом и тихонько заплакала.

– Ты сошла с ума, – печально всхлипывала она, осторожно гладя меня по плечу. – Лиза, чего ты бормочешь, я ничего не понимаю!

– Все в порядке, Вера, – сказала я ей, дрожа, словно от приступа малярии. – Я тебе все объясню, и ты поймешь, что я совершенно нормальный человек... Он так любил ее, что эта любовь не могла умереть. Прах к праху... Но есть Саша, есть я – все повторяется, круг замкнулся!

– Да? – робко спросила Вера, вытирая рукавом слезы. – А при чем тут Саша?

– При том, что он любит меня. А я люблю его. Андрей Калугин верил, что когда-нибудь Дуся Померанцева откликнется на его чувства – и так оно и случилось, но не с ними, а с нами, их потомками. Этот день пришел, Вера!

Я принялась сбивчиво объяснять ей, кто такой Андрей Калугин, как ко мне попала его рукопись, что Саша – его прямой потомок, и прочую генеалогию...

Открыв рот, Вера слушала меня.

– Послушай! – схватила она меня. – Да, это невероятное совпадение... Но почему ты решила, что любишь Сашу? А Денис? Нет, нельзя внушать себе такие мистические настроения...

– Да потому что я только Сашу и люблю, и ничего я себе не внушаю! – решительно воскликнула я. – Ты сама говорила, что Саша тебе больше нравится!

– По твоим словам! Я их в глаза не видела, твоих женихов...

– Вот именно! Почему по моим словам? Потому, что даже в словах прорывались мои настоящие чувства.

Вера скептически посмотрела на картину с Дусей Померанцевой, бесприютно распластанной на снегу, и уныло спросила:

– Что же ты теперь будешь делать?

– Теперь я уйду от Дениса. Скажу ему, что не судьба. Что моя судьба совсем в другом месте.

– О господи! – застонала Вера, схватившись за голову. – Этак-то женихами бросаться... Ни одного не останется. Пойдем-ка, попьем еще чаю!

Мы пили чай, и Вера тихонько пыталась привести меня в чувства – она хоть и поверила, что я не сошла с ума, но очень боялась моих рассуждений на тему Бледного ангела и любви, которая не умирает.

– Голубушка, да делай ты что хочешь! – под конец взмолилась она. – Только, ради бога, не ломай себе жизнь всей этой мистикой!

Она была на самом деле тихой, простой женщиной, далекой от декадентской экзальтации.

В конце концов, я пообещала ей, что еще несколько раз подумаю, прежде чем совершу что-либо.

Я ей пообещала, но с условием – она должна отдать мне эту картину.

– Бери, – сразу же согласилась она. – Мне такая мрачность в доме не нужна... Только не пойму, как он ее рисовал – ну, бабушку нашу...

– А что?

– Неужели она действительно на снегу лежала, когда позировала?!

* * *

«Не приходи ко мне, – сказала я ему. – Не приходи ко мне, потому что я не хочу тебя видеть». – «Лис, я тебя не понимаю. – Его холодный, тревожный голос в телефонной трубке. – Что-то случилось? Сейчас найду Пенькова и выезжаю!» – «Не приходи ко мне. Не приходи ко мне, потому что я не хочу тебя видеть».

Картина стояла у меня в спальне у стены – я еще не успела ее повесить.