Читать книгу "В объятиях дождя - Чарльз Мартин"

Совершенствуя большую часть клоптонских шевелюр, Пеппи хорошо познакомился с житьем-бытьем их носителей, знал все о каждом своем клиенте, так что, если вам захочется посплетничать, идите прямиком в «Банкетное кафе», но если вы хотите знать правду, то зайдите к Пеппи.

Итак, мы трое – Мэтт, Джейс и я – пришли в парикмахерскую Пеппи вскоре после открытия, а он открывал ее в девять утра.

– Привет, Пеппи, – приветствовал я мастера.

– Доброе утро, Такер! Как поживаешь? – и Пеппи, обмахнув кресло фартуком, положил на ручки кресла доску, которую использовал, когда стриг детей. – И кто же этот молодой человек?

– Пеппи, это Джейс Уизерс, мой хороший друг.

– Ну что ж, – Пеппи похлопал Джейса по коленке и вручил ему пластинку жвачки «Двойная пузырчатая», – друг Такера – мой друг.

Джейс улыбнулся и засунул жвачку в рот.

– А как же его подстричь?

– Дядя Так, я хочу, чтобы как у вас! – выпалил Джейс, не дожидаясь моего ответа.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, как на той картинке, которая висит у вас над камином.

– Ох, приятель! – и я украдкой на него покосился, подумав о последствиях такого решения. – Понимаешь, дружок, я не очень-то уверен, что твоей маме это понравится.

– Но вам точно понравится!

Пеппи вздернул брови и улыбнулся:

– Ну что ж, волосы отрастают быстро, а каждый мальчик, в конце концов, есть только мальчик. Такова жизнь.

– Да, сэр, они отрастают. Обязательно отрастут. Стригите покороче.

И Пеппи пустил в ход старую, заслуженную, хромовую жужжащую машинку. Машинка ворчала, икала, кашляла, замирала, будто готовясь отойти в мир иной.

– Что ж, это простительно – после четырнадцати лет работы настало время отправляться на покой. – Он выключил ее, замотал шнуром и выбросил в ящик для мусора, и все это проделал без всяких колебаний, а потом снял со стены машинку поновее, всего лет семь находящуюся в употреблении, и она размеренно зажужжала, состригая волосы Джейса.

Мэтт похлопал меня по плечу рукой в резиновой перчатке, указал на мой карман и протянул ладонь, а я подал ему свой швейцарский перочинный нож, и он выудил из мусорного ящика машинку. Пока Пеппи колдовал над головой Джейса, Мэтт усердно ее чинил.

Через четыре минуты у Джейса на голове не было ни одного волоска длинней, чем в полдюйма, и я уже слышал, как Кэти, увидев своего сына, в ужасе взвизгивает. Да, это была великолепная картина: Пеппи выключил машинку, коснулся пальцами розетки на стене, которая служила для разогрева крема для бритья, и начал осторожно подбирать машинкой волосы на шее мальчика.

– Джейс, сиди прямо и не шевелись, – сказал я, коснувшись его плеча. – Мистер Пеппи сейчас даст тебе урок мастерства.

Пеппи всего тремя нежными касаниями острой бритвы убрал пушок с шеи Джейса, снял фартук, поднес к лицу мальчика зеркало, и Джейс широко, от уха до уха, улыбнулся: уши у него казались теперь больше, а плечи гораздо шире.

А потом в кресло сел Мэтт, и Пеппи, кстати сказать, едва его узнал. Мне вовсе не надо было рассказывать ему историю Мэтта. Пеппи и так почти все знал и быстро приступил к работе: он подстриг его, выбрил сзади шею и даже лицо. Когда он закончил, Мэтт выглядел просто замечательно, я давно его таким не видел, а Пеппи двумя руками, сбрызнутыми одеколоном «Клабмен», похлопал его по шее и щекам.

– А чем это он его помазал, дядя Так? – поинтересовался Джейс, дернув меня за штанину.

– О, это то, что надо. Это одеколон, который называется «Клабмен». Наверное, надо было бы и тебя им немножко сбрызнуть. Запах наверняка бы понравился твоей маме!

Я‑то знал, что это было совсем не так, что это самая наглая ложь, потому что ни одной женщине в мире за всю историю человечества запах дешевого одеколона «Клабмен» никогда не нравился, не нравится и не может понравиться. Он нравится только мужчинам, но я решил, что Джейсу совсем не обязательно знать такие тонкости, и как только Кэти придет в себя после потрясения, обнаружив практически полное отсутствие волос на голове сына, которые, надо сказать, еще более акцентировали залихватско-глуповатый вид Джейса, она, в конце концов, смирится и с этим.

Я посмотрел на Мэтта, который целиком погрузился в расследование устройства первой машинки Пеппи.

– Такер, – и Пеппи хлопнул фартуком по сиденью кресла, – как насчет тебя? Подстричь покороче?

– Ну, если только чуть-чуть, самые кончики.

– Так я и думал. По-прежнему бунтуешь против условностей?

– Ну что-то вроде этого.

– Садись.

Пеппи меня подстриг и даже ухитрился воздать должное не только аккуратности, но и элегантности. А когда я расплачивался, Мэтт уже завинтил в первой машинке Пеппи последний винтик, подошел к рабочему креслу, вставил штепсель в розетку и побрызгал все дезинфицирующей жидкостью, а затем, нажав кнопку, включил машинку и поднес ее к уху. Машинка выглядела как новенькая и исправно стрекотала. Мэтт вручил машинку Пеппи и долго собирался с мыслями, чтобы что-то сказать. Наконец он произнес:

– Сгодится еще на четырнадцать лет.

– Мэтт, а ведь это моя самая любимая машинка! Спасибо тебе. – и Пеппи положил руку Мэтту на плечо. – Мне очень приятно видеть тебя снова.

Мэтт заморгал, потом его взгляд забегал туда-сюда, он покрутил пальцами, кивнул и наконец сунул левую руку в карман, где лежало то, что всегда должно было там лежать. И я очень хорошо представлял себе, что именно он сейчас сжал в пальцах.

И вот мы втроем вышли из парикмахерской Пеппи под яркий солнечный свет дня, а Джейс взял нас обоих за руки. Мэтт шел, держа руку Джейса впереди себя, словно стакан воды, опасаясь пролить хоть каплю, но тут некая пожилая дама, приблизительно лет около семидесяти, привлекательная, одетая в ярко-красную юбку до колен и в белую кофточку, с черной сумочкой через плечо преградила нам путь, ковыляя на костылях. Костыли тоже были красные – как юбка и туфля. Я употребил слово «туфля» в единственном числе неслучайно: у дамы была только одна нога, и Джейс не отрывал от дамы взгляда, пока она не оказалась перед ним. Он отцепился от нас и встал прямо перед ней.

– Здравствуйте, молодой человек, – сказала дама, а Джейс наклонился, присел на корточки и оказался на уровне ее подола, но даму это ничуть не смутило, напротив, она даже рассмеялась:

– Если ты ищешь мою вторую ногу, то ее нет. – Боже! Мне захотелось уползти в какую-нибудь нору и там тихо умереть от стыда.

– А что с ней случилось? – поинтересовался Джейс и заглянул под юбку.

– Она заболела, и врачам пришлось ее отрезать.

– Мэм, – вмешался я, – пожалуйста, пожалуйста, простите его. Ему всего пять лет и…

Дама, слегка покачнувшись на костылях и вновь обретя равновесие, коснулась моей руки: