Читать книгу "Свастика в небе. Борьба и поражение германских военно-воздушных сил. 1939-1945 - Карл Бартц"

Немецкие потери в воздухе в ходе этого сражения возросли до 500 самолетов в неделю. Это было слишком много, чтобы устоять, и после прорыва в Авранше все начало рушиться. Аэродромы оставлялись в панической поспешности, были сожжены десятки тонн топлива, чтобы оно не досталось врагу. Ничего не было сделано для подготовки организованного отхода, и когда немецкие войска пытались разорвать контакт с противником, то атаки становились еще более жестокими. Люфтваффе находились теперь в таком тяжелом положении, что часто приходилось объединять потрепанные авиагруппы, чтобы набрать достаточное число самолетов для эффективной атаки, хотя уже был создан новый резерв из приблизительно 800 истребителей. Разница в силах была настолько потрясающей — около двадцати к одному, — что у люфтваффе просто не было времени перевести дух. И в этой ужасной ситуации сообщения обо все возрастающем истощении летчиков-истребителей настолько рассердили Гитлера, что он в припадке ярости приказал распустить истребительную авиацию и за счет этого укрепить зенитную артиллерию. Но был Шпеер, который позднее смог добиться отзыва этого сумасшедшего приказа.

Несколько дней спустя после покушения на свою жизнь, в день прорыва в Авранше, Гитлер обсудил ситуацию с Йодлем[369]. Они встретились поздно вечером, и нижеследующее — это официальная запись того, что сказал Гитлер:

«Мы должны понять, что можем надеяться на исправление положения во Франции, только если сможем — за максимально короткое время — восстановить господство в воздухе. Поэтому мы должны держать соединения, которые создаем в рейхе, как последний резерв, который будет брошен на чашу весов в решающий момент, хотя пока еще слишком рано, чтобы судить, когда это будет. Мне только жаль, что это все тянется столь долго и мы не способны действовать решительно, особенно потому, что у меня есть сомнения в том, что если бы мы бросили в бой одномоментно 800 дополнительных истребителей и разом увеличили наши силы до 2 тысяч истребителей — что, вероятно, мы можем сделать, — то кризис, который мы переживаем в настоящий момент, был бы сразу преодолен. Но даже затем мы сможем добиться успеха, только если люфтваффе снова встанут на ноги, по крайней мере наполовину… Мы можем надеяться на серьезное сопротивление только позади „Западного вала“[370]или там, где ландшафт будет в нашу пользу, а это в Вогезах[371]. Мы можем организовать сопротивление там».

Затем он заговорил о попытке покушения на свою жизнь, которая была предпринята недавно[372]:

«Я очень хотел бы полететь на Запад, но лучшие намерения в жизни всегда невыполнимы. По крайней мере, в течение нескольких следующих дней я не смогу летать на самолете из-за моих ушей… Если бы рана зажила[373], то у меня была бы возможность для этого; я бы не волновался. Но в этот момент путешествие на самолете может стать катастрофическим из-за рева и перепадов давления. Что случилось бы, если я бы внезапно получил воспаление среднего уха? Мне приходиться заниматься лечением. Пока рана открыта, есть опасность инфекции. Есть и другие последствия. Я могу, конечно, стоять и говорить некоторое время, но затем должен немедленно сесть. Я не доверил бы себе теперь выступать перед десятками тысяч человек. У меня может начаться головокружение, и я могу упасть».

Судя по словам Гитлера, он, кажется, наконец признал ценность истребительной авиации, но это было слишком поздно.

Пилоты союзников разделяли своих противников из люфтваффе на две категории. В первую входили асы, опытнейшие люди, прошедшие через кампании в Испании, Польше, Франции, России и Италии, которые знали каждый трюк в этой игре. Они были Старой гвардией[374]и теми, кого боялись, но такие составляли не более 15–20 процентов от общего числа летчиков. Вторая категория состояла из молодых и неопытных «фанатиков», обладавших большой храбростью, высоким моральным духом и дисциплиной, но плохо обученных и с которыми потому было относительно легко иметь дело. И в таком разделении была большая доля правды.

Единственным ярким пятном в немецкой авиационной технике был Ме-262. Он мог летать где хотел и был слишком быстр, чтобы быть перехваченным чем-то из того, что союзники могли поднять в воздух. До него было можно добраться, лишь когда он заходил на посадку. Но, не считая очень немногих Ме-262, в небе не было достойных внимания немецких самолетов.

В то время как кольцо вокруг Германии сжималось все плотнее и плотнее, эффективность немецкой противовоздушной обороны увеличивалась. Мощная зенитная артиллерия ранее всегда недооценивалась и иногда неправильно использовалась, но теперь она все возмещала своими героическими действиями. Вражеские налеты встречались убийственным огнем, который продолжался, даже когда вокруг падали бомбы и позиции зенитной артиллерии обстреливали с бреющего полета союзнические истребители.

В этой ситуации — поразительный факт, который нет необходимости комментировать, — немецкая истребительная авиация в сентябре 1944 года получила большее число самолетов, чем в любом другом месяце в ходе войны, а именно 3013. Благодаря разумной организации, эффективному руководству и умной тактике удалось создать резерв в 2–3 тысячи истребителей, и с такой силой можно было добиться результатов. Нужно было определить конкретную цель, и собираемый необходимый резерв не должен был истощаться растранжириванием каждого доступного самолета в дорогостоящих воздушных сражениях с вражескими бомбардировщиками. Один сбитый самолет противника теперь стоил трех немецких истребителей, и это был недопустимо высокий уровень потерь.

В действительности люди, отвечавшие за немецкую истребительную авиацию, были оппозиционно настроены в отношении атак соединений бомбардировщиков до тех пор, пока масса неопытных пилотов, имевшихся в их распоряжении, не будет должным образом обучена, но Гитлер и Геринг стремились показать населению Германии, что истребители все еще защищают его, потому приказали проводить «атаки для поддержания морального духа», которые, хотя и заканчивались для немцев тяжелыми потерями в воздухе, так никогда не дали успеха в отражении налетов бомбардировщиков. Немецкие асы снова и снова участвовали в этих бессмысленных действиях, часто без должного отдыха и нередко так долго, что их нервы начинали сдавать. Конечно, многие из них погибали. Тем не менее остается фактом, что истребительная авиация люфтваффе в цифровом выражении в ноябре 1944 года была более сильной, чем когда-либо прежде, имея 18 эскадр[375]с 3700 машинами.