Читать книгу "Битва за Севастополь. Одиночный выстрел - Алла Бегунова"

Браун минуту назад спустился сюда из кабины пилотов с термосом в руках, чашками и большой тарелкой, наполненной бутербродами с сыром и ветчиной. Он раздал еду, сказал, что до Москвы осталось лететь часа полтора, что радиограмму во Внуково они уже отправили, и там самолет будут встречать их родственники…

Наконец-то она увидела русское поле!

Занесенное снегом и абсолютно ровное, оно простиралось до зубчатой полоски леса, синеющей вдали. С левой его стороны находились какие-то строения, и оттуда к бомбардировщику, остановившемуся на самом краю взлетной полосы, бежали люди. Среди них была и Елена Трофимовна. Мать и дочь крепко обнялись, троекратно поцеловались и долго стояли, прижавшись друг к другу. Слезы радости катились по щекам пожилой женщины.

— Слава Богу, слава Богу, роднуся моя, — бормотала она. — Уезжала на месяц, вернулась через четыре…

В комнате семейного общежития Наркомата обороны сразу стало тесно. Чемоданы пришлось придвинуть к единственной свободной стене и постепенно вынимать из них вещи. Енотовую шубу, большую и громоздкую, все-таки удалось разместить в шкафу. Гладкоствольный армейский дробовик «Winchester М1897 Trench Gun», подаренный снайперу рабочими канадского оружейного завода в городе Торонто, они повесили на гвоздь, вбитый в стенку шкафа. Зато на столе, на фарфоровых тарелках, тоже подаренных, отлично смотрелась еда из походного пайка английского офицера, которым снабдили русских на военной авиабазе под Глазго: сыр, ветчина, рыбные консервы, шоколад, печенье. К этому натюрморту Люда прибавила бутылку шотландского виски «Белая лошадь». Она уже забыла, кто и когда вручил ей стеклянную емкость с желтой этикеткой.

Разговор затянулся до глубокой ночи.

Елена Трофимовна слушала рассказы дочери и многому удивлялась. Людмила старалась говорить о самом главном: американцы и англичане встречали их сердечно, на митингах всегда аплодировали и охотно сдавали деньги в фонд помощи Красной Армии, Всемирная студенческая ассамблея прошла организованно и приняла антифашистский «Славянский меморандум», семья президента США Франклина Делано Рузвельта очень богатая и владеет имением в три квадратных километра, а знаменитый артист Чарли Чаплин похож на своего киногероя. Он — простой и добрый человек.

Впрочем, иногда они переходили на английский. Людмила объясняла разницу между британским и американским английским. Преподавательнице иностранных языков, никогда не бывавшей ни в Англии, ни в Соединенных Штатах, это было полезно. Елена Трофимовна не спеша перелистывала тамошние газеты с фотографиями дочери и статьями о ней, отмечала в них какие-то слова и фразы, уточняла перевод.

Все это пригодилось для пространного отчета, который начала составлять Павличенко сразу после поездки. Его требовалось подготовить за неделю. Чтобы не отвлекаться и ничего не забыть, Людмила даже не выходила из дома на улицу. Десятка три листов бумаги покрыла она своим крупным, размашистым почерком, перечеркивая, исправляя, заменяя одно описание другим, казавшимся ей более политически выдержанным.

Николай Красавченко и Владимир Пчелинцев тоже написали отчеты. С ними студенческая делегация сначала выступила на заседании секретариата ЦК ВЛКСМ, затем — в Главном политическом управлении РККА, потом, 20 января 1943 года, — на совещании молодежного комитета Совинформбюро. Стенограмма этого совещания послужила основой для большой радиопередачи, и миллионы жителей СССР узнали много интересного о путешествии по капиталистическим городам и весям трех комсомольцев, агитировавших в США, Великобритании и Канаде за скорейшее открытие второго фронта в Западной Европе. Как отнеслись к этому волнующему рассказу радиослушатели, осталось неизвестным. Зато начальство оценку делегации заграницей выставило. Красавченко и Пчелинцев удостоились простой похвалы: «хорошо», Павличенко — особой: «отлично».

Вслед за этим им объявили, что делегация расформирована. Николай Красавченко вернулся на работу в Московский городской комитет ВЛКСМ. Владимир Пчелинцев вскоре отправился на фронт, где продолжал храбро уничтожать вражеских солдат и офицеров из снайперской винтовки и к концу войны довел свой счет до 450 человек. Людмила тоже собралась в дальнюю дорогу, поскольку переформированная 32-я гвардейская дивизия ВДВ влилась в воздушно-десантный корпус и его направляли куда-то на юг, вроде бы в Краснодарский край.

Но все оказалось гораздо сложнее…

В один прекрасный день Павличенко вызвали в оперативный отдел дивизии. Там с ней долго беседовал очень вежливый человек в гимнастерке с капитанскими петлицами светло-синего цвета. Его вопросы сначала касались познаний младшего лейтенанта в иностранном языке: где она его усовершенствовала, ведь ни в советской школе, ни в вузе разговорному английскому не учат, максимум — чтению со словарем. Затем они беседовали о боевой биографии младшего лейтенанта: от боя у крепости Татарбунары до севастопольской обороны, причем капитан знал, кем был на самом деле Алексей Аркадьевич Киценко. Завершилось все ее рассказом о выступлениях на митингах, поездках с Элеонорой Рузвельт по Среднему Западу и восточному побережью США. Людмила отвечала коротко, четко, взвешенно, нисколько не волнуясь. Потом незнакомец предложил ей заполнить пятистраничную анкету. Таких бумаг она еще не видала. Сообщить разные подробности требовалось не только о себе, но и о родителях, близких родственниках, бабушках и дедушках: как жили, чем занимались, где похоронены.

— Едва ли вы поедете на фронт, — наконец сказал чекист, быстро перелистав анкету.

— Это почему, товарищ капитан?

— Стрелять в цель из винтовки — дело, в общем-то, нехитрое, Людмила Михайловна. Мы найдем для вас другое занятие. Оно будет больше соответствовать вашим неординарным способностям.

— Я снайпер! — возразила Людмила.

— Прежде всего, вы офицер и давали присягу…

Как-то поздним вечером они с матушкой коротали время под музыку из радиоприемника. Павличенко привезла его из Соединенных Штатов, и качество звучания он имел отличное. Передавали концерт по заявкам победителей, солдат и офицеров Сталинградского фронта, в феврале завершивших разгром немецкой армии генерал-полковника Паулюса: немного классики, немного народных песен, немного советской эстрады. Стук в дверь раздался неожиданно. Вошли два молодых офицера НКВД, поздоровались и предложили Людмиле собираться потому, что она сейчас поедет с ними.

Бедная Елена Трофимовна, вытиравшая чашки, вымытые после вечернего чаепития, уронила одну на пол. От страха у нее задрожали руки. Ни для кого не было секретом то, каким образом проходят сейчас аресты. Сотрудники компетентных органов появляются в домах подозреваемых внезапно, разговаривают вежливо, увозят свои жертвы быстро. Люда надела гимнастерку, перекинула через плечо портупею, стала стягивать на талии командирский ремень. С правой стороны на нем держалась кобура пистолета ТТ. Если они прикажут ее снять, отберут пистолет, — значит это арест. Если оружие останется, это может быть вызовом к высокому начальству.

Лейтенанты НКВД про пистолет ей ничего не сказали. Их внимание привлек канадский винчестер, который висел на стенке шкафа. Они попросили разрешения взять его в руки, осмотрели затвор, ствол, цевье, приклад, сделанный из светлого орехового дерева, поинтересовались калибром ружья, поговорили о небольшом его весе: всего 3,4 кг — и длине: всего 100 см. Павличенко уже надевала шинель (пистолет оставался при ней). Чекисты вернули ружье на место, удивленно оглянулись на Елену Трофимовну. Она подошла к дочери и молча протянула ей узелок с необходимыми для пребывания в тюрьме вещами.