Читать книгу "Боэмунд Антиохийский. Рыцарь удачи - Жан Флори"

Боэмунд был крайне заинтересован в том, чтобы взять себе этот титул в то время, когда он призывал Запад к крестовому походу против Алексея, единственного, кто вместе с Раймундом Тулузским не признавал свершившегося факта: создания независимого латинского княжества Антиохии. Нет ничего удивительного в том, что между 1105 и 1111 годами в шести грамотах, выпущенных в Бари людьми, действующими от имени Боэмунда, его называли также «князем Антиохийским»[678].

Томас Эсбридж справедливо полагает, что Боэмунд унаследовал имевшееся у норманнов еще до эпохи крестовых походов понятие «князь», связанное с представлением о полноправной, независимой власти, обладающей юрисдикцией на определенной территории[679]. Однако аргументы, подобранные им для доказательства того, что Боэмунд пользовался титулом князя Тарентского перед своим уходом из Италии в 1096 году, не убедительны. Подтвердить его правоту может лишь одна грамота: в октябре 1093 года Боэмунд дважды подписал ее «Боэмунд, милостью божьей князь, сын Роберта Гвискарда»[680]. Но заметим, что слово «князь» используется в данном случае без указания княжества. Кроме того, это не оригинал грамоты, а ее копия, появившаяся либо в 1267, либо в 1272 году, что по меньшей мере оставляет вопрос о надежности источника открытым. Даже приняв его на веру, по нему можно заключить лишь то, что Боэмунд хранил в памяти представление о княжестве в определенном выше смысле, но не то, что в то время существовало княжество Тарентское[681].

Доверив Антиохию Танкреду — который позднее благодаря принудительному займу собрал необходимые войска и тем самым спас военное положение, — Боэмунд в сентябре 1104 года отправился в путь из гавани Святого Симеона в сопровождении своего верного союзника Даимберта Пизанского, который намеревался защищать себя перед папой Пасхалием II. Впоследствии Даимберт принял участие в первом призыве к крестовому походу Боэмунда в Южной Италии и был полностью восстановлен понтификом в правах.

Согласно «Истории священной войны», Боэмунд отправился по морю в сопровождении флота из тринадцати кораблей[682]. Вероятно, речь идет о торговых генуэзских судах, поскольку Антиохия, как и другие латинские государства Востока, сильно зависела от итальянского морского флота. Ранее мы указывали на льготы, которые Боэмунд предоставил не раз помогавшим ему генуэзцам. Ускользнув от греческого флота и императорских чиновников, Боэмунд в декабре 1104 года (или в январе 1105 года) высадился в Бари[683]. Тогда он не знал, что его давний недруг, Раймунд Тулузский, был тяжело ранен во время нападения на крепость Мон-Пелерен под Триполи в конце 1104 года; 28 февраля 1105 года граф скончался[684]. Вероятно, по этой причине последующие версии текста норманнского Анонима оказываются все более и более недоброжелательными по отношению к графу Тулузскому, союзнику «недостойного императора Алексея», которого Боэмунд хотел разгромить.

Анна Комнина добавляет к легенде о Боэмунде любопытный эпизод, касающийся его возвращения в Южную Италию; его нет ни в одном из латинских источников. Возможно, причиной его появления послужила традиционная репутация норманнов, признаваемых людьми хитрыми и изворотливыми[685]. По свидетельству дочери Алексея, чтобы усыпить бдительность византийской администрации, особенно в портах, где ему необходимо было остановиться, Боэмунд распустил в Антиохии слухи о своей кончине. Там же демонстративно изготовили его гроб, поместили его на диеру, чтобы доставить в Апулию, и спутники Боэмунда, чьи имена не названы, принялись разливаться в каждом порту в погребальном плаче и стенаниях. В море Боэмунд, разумеется, выбирался из гроба, чтобы подышать свежим воздухом, но как только корабль приближался к какой-либо гавани, предводитель вновь занимал «исходное положение». Чтобы избежать малейших подозрений, вместе с ним в гроб положили задушенного петуха, который испускал зловоние, якобы исходившее от тела норманнского предводителя. Принцесса, утонченная византийка, казалось, была поражена: как этот прославленный Боэмунд мог выносить подобную пытку — он, кто «больше всех наслаждался этим мерзким запахом»? Урок, извлеченный ею из всей этой истории: варвары обладают неимоверным упорством и способны на все, чтобы добиться поставленной цели, в данном случае, свержения византийской власти:

«Из этого случая я поняла, что все племя варваров не знает удержу в своих стремлениях и готово добровольно вытерпеть любые страдания. Вот и Боэмунд живой, умерший только для вида, не побоялся жить рядом с мертвечиной. В первый и единственный раз видела наша земля подобную хитрость варвара, целью которой было ниспровержение ромейского владычества. Никогда прежде ни варвар, ни эллин не придумывали против врагов ничего подобного, да и будущие поколения, я полагаю, такого не увидят»[686].

На Корфу Боэмунд, решив, что он в безопасности, наконец покинул смрадный гроб и дерзнул даже «вызвать» правителя города, чтобы беззастенчиво рассказать о своем «подвиге» и передать ему послание для его господина Алексея. Содержание послания было еще более дерзким: он объявлял басилевсу, что доверил Антиохию Танкреду («а он достойный противник для твоих военачальников»). Что касается самого Боэмунда, он возвращается на Запад, ведомый грозными намерениями относительно Алексея. Это не что иное, как объявление войны Византии, против которой Боэмунд пообещал двинуть всех воинов Запада:

«Живой, я умер, и мертвый, воскрес, чтобы поколебать подвластную тебе Романию. Если я переправлюсь на другой берег, увижу лонгивардов, латинян и германцев и моих франков, верных сынов Арея, я не перестану заливать потоками крови твои земли и города, пока не водружу свое копье в самой Византии». Вот до какой наглости дошел этот варвар![687].