Читать книгу "Аспект-Император. Книга 2. Воин Доброй Удачи - Р. Скотт Бэккер"

– Скажи мне, дядя, как ты собираешься меня убить, когда захватишь власть?

– Оставь эти трюки, Инрилатас. Эту тактику… Они работают, когда их скрывают. Я вижу не меньше твоего.

– Странно, не правда ли, дядя? Мы, дуниане, при всех своих талантах, не можем поговорить?

– Мы говорим сейчас.

Инрилатас рассмеялся этим словам, вновь опустив заросшую щетиной щеку на колени.

– Как же это получается, если мы имеем в виду совсем не то?

– Ты…

– А что бы, по твоему мнению, Люди сделали, если бы увидели нас? Если бы постигли способ, которым мы сбрасываем их, словно одежду?

Майтанет пожал плечами.

– А что сделает какой-нибудь неразумный ребенок, если все смогут видеть твоего отца насквозь?

Инрилатас улыбнулся.

– Это зависит от отца… Вот ответ, которого ты ждал от меня.

– Нет. Это и есть ответ.

Опять смех, точь-в-точь как у аспект-императора, от которого по телу побежали мурашки.

– Ты и вправду думаешь, что мы, дуниане, чем-то отличаемся? Что одни из нас, подобно отцам, могут быть хорошими, а другие – плохими?

– Именно так, – ответил Майтанет.

Что-то словно опутывает брата, решил Келмомас. Как он лениво склоняет голову, выгибает руки в запястьях, раскачивается на пятках, словно неловкий, изнеженный мальчик, – ложное впечатление. Чем невиннее он кажется, тем смертоноснее становится.

«Все это просто спектакль», – предупредил внутренний голос.

Инрилатас шутил, но и в самом деле подразумевал совсем не то, что говорил.

– Да, у нас свои странности, я соглашусь с тобой, – сказал он. – Смесь силы и слабостей. Но в итоге мы все страдаем одним и тем же чудесным недугом: рефлексией. Когда другие нагромождают мысли одна на другую и падают вперед, как слепые, мы размышляем. Одна мысль цепляется за другую, как голодная собака, что гонится за лакомым куском. Ход размышлений обычных людей напоминает походку пьяного: они спотыкаются, шатаются из стороны в сторону, бесчувственные к своим недолговечным корням, а мы распутываем, вносим ясность. Играем на них, как на инструментах, извлекая из струн мелодии любви и славы, которые они считают своими собственными!

Что-то вот-вот произойдет.

Келмомас невольно подался вперед, настолько страстным было ожидание. Когда? Когда же?

– Мы все лжем, дядя. Все, все время. Это дар рефлексии.

– Они делают свой выбор, – возразил Майтанет.

– Прошу тебя, дядя. Ты должен отвечать мне, как перед отцом. Я вижу все твое вранье, будь оно простым или искусным. Никакой выбор в нашем присутствии невозможен. Никогда. Ты сам это знаешь. Единственная свобода существует выше.

– Ну что ж, очень хорошо, – ответил Святейший шрайя. – Я устал от твоей философии, Инрилатас. Ты мне отвратителен. Боюсь, весь этот ритуал говорит лишь о слабости твоей матери.

– Матери? – воскликнул старший брат. – Полагаешь, все это устроила она?

Очередное секундное смятение, трещинка в фальшивой маске.

«Что-то не так», – прошептал голос.

– А кто же, если не она? – спросил шрайя Тысячи Храмов.

Инрилатас нахмурился и одновременно улыбнулся, явно переигрывая. Высоко подняв брови, он посмотрел на младшего брата…

– Келмомас? – переспросил Майтанет, не с недоверием, свойственным людям, а с бесстрастием дунианина.

Инрилатас, не отрываясь, смотрел на юного принца-империала, словно на щенка, брошенного в реку…

Бедный мальчик.

– Тысячи слов и намеков обрушиваются на них в этих стенах и за их пределами, – проговорил молодой человек. – Но поскольку их память не в состоянии удержать их все, они забывают, и им остается только надеяться на лучшее и подозревать худшее, а не предпринимать какие-то действия. Мама всегда любила тебя, дядя, считая тебя более человечным, чем отец, – иллюзия, которую ты долго и упорно поддерживал. А теперь вдруг, когда она особенно остро нуждается в твоем совете, она испугалась и возненавидела тебя.

– Это дело рук Келмомаса?

– Он не тот, кем кажется, дядя.

Майтанет взглянул на мальчика, который стоял рядом с ним неподвижно, будто щит, и снова повернулся к Инрилатасу. Келмомас не знал, что страшнее: unscalable черты дядиного лица или внезапное предательство Инрилатаса.

– Я подозревал это, – сказал шрайя.

«Скажи что-нибудь…» – твердил внутренний голос.

Инрилатас покачал головой, словно расстроенный каким-то трагическим фактом.

– Безумный, как и все мы, вечный источник бед для матери, он, мне кажется, самый худший из нас.

– Ты, конечно,…

– Ты знаешь, что он один из убийц Самармаса.

Очередная трещинка в непроницаемой маске дяди.

А юный принц-империал мог только стоять и тяжело дышать, вспоминая все свои преступления, совершенные в затмении высокомерия. Если бы дядя подозревал, что принц способен на такое – на убийство Самармаса, Шарацинты, – при своей одаренности он быстро разглядел бы его вину. Но при всем своем могуществе дуниане оставались слепы и уязвимы, поскольку были рождены в миру.

А теперь… Впервые за всю свою недолгую жизнь Келмомас испытывал такой ужас. Чувство обжигающе стыдливой неопределенности, словно он – водяной столб, который вот-вот обрушится, хлынув во все стороны. Чувство натянутой неловкости, словно внутри него лебедка, на которую намотана каждая ниточка его существа, и с каждой секундой все меньше воздуха, чтобы дышать…

И ему показалось это любопытным, да и само любопытство это было странным.

– Самармас погиб от дурацкой шалости, – спокойно сказал Майтанет. – Я был там.

– И мой маленький брат. Он ведь тоже присутствовал?

– Да.

– А Келмомас разве не пользуется своими способностями, чтобы водить дураков за нос?

– Может… порой.

– А что, если он вроде меня, дядя? Что, если он с рождения знает, как пользоваться своими способностями?

Келмомас слышал, как бьются сердца всех собеседников: его – с кроличьей поспешностью, у дяди – медленно, как у буйвола, а у брата – с блуждающим ритмом, будто в танце.

– Ты утверждаешь, что он убил родного брата?

Инрилатас кивнул, в точности как мать, подтверждающая горькие истины.

– И других…

– Других?

Келмомас стоял, застыв от изумления. Как? Как же так? Как все могло обернуться столь быстро?

– Посмотри на него, дядя. Удели внимание. Вглядись в его лицо и спроси, братоубийца ли он.

Что делает этот безумец? Дядя единственный, кого нужно унизить – уничтожить!