Читать книгу "Записки фельдшера - Олег Врайтов"

Увольнение обстряпали быстро, благо уход со смены без уважительной причины сам по себе уже мог послужить для этого поводом. В почтовом ящике Ильинский обнаружил письмо отдела кадров, извещавшее его, что ему необходимо забрать свою трудовую книжку. Долго и сосредоточенно его рвал…

И вот сейчас, после очередного возлияния, он стоял на том же самом месте, с которого сделал попытку начать новую, полную смысла жизнь. Попытка провалилась. Смысл оказался ложным. Людям оказался не нужен врач Ильинский, а алкаш Иваныч их мало интересовал.

Радом с ним пила компания молодых парней, матом обсуждавшая достоинства и, главным образом, недостатки своих случайных и постоянных подруг. Молодые волки каменных джунглей. Несколько раз они уже порявкивали на собутыльников Ильинского, требуя не галдеть и подвинуться — не потому, что те мешали, а просто так, показать, кто здесь главный. Алкаши были народом опытным и понятливым, по одному тихо исчезали, оставив в итоге бывшего врача в гордом одиночестве, цепляющимся за холодное железо прилавка замерзшими пальцами, над недопитым пластиковым стаканом самогона. Он молчал, изредка икая и поглядывая на догорающий багровый, полный крови закат и почти круглую луну, уже расположившуюся между двумя верхушками кипарисов. Домой идти не хотелось, в пустую остывшую квартиру, полную кислого запаха перегара и немытого тела, навстречу неизбежному похмелью и утренней депрессии.

— Слышь, тебе говорю! — прозвучало рядом и что-то толкнуло Ильинского в плечо. Он повернулся, пытаясь сфокусировать взгляд на нагловатом лице паренька.

— Сигареты, говорю, есть?

— Не… не курю…

— А чё так х…во? — издевательски поинтересовался юнец, явно провоцируя. — Такой большой — и не куришь?

— Пшел в задницу… щенок, — с натугой выговорил врач, отворачиваясь. Луна плыла в темно-синем небе, цепляясь краем за один из кипарисов.

— Чё ты тявкнул, г…дон?

Ильинского отбросило назад, сильно ударив спиной о металлический прилавок ларька. В пояснице пламенем взорвалась боль, и врач, изогнувшись всем телом, рухнул на грязный, залитый пивом, бетон, надрывно застонав. В следующее мгновение от страшного удара онемело левое ухо и щека, а в глазу что-то ярко вспыхнуло и погасло. Ильинский повалился на бок, беспомощно шаря перед собой скрюченными окровавленными пальцами. Пальцы наткнулись на чью-то ногу в джинсах и вцепились в нее.

— Еще трепыхается… ссссука! — с ненавистью прошипела темная фигура. — Руки свои убери, мразь!

Ильинский попытался подняться, но перевернулся, судорожно цепляясь за штанину хулиганья.

— Ах ты, б…дь!

— Э-э, Димон, ты чё творишь?!

Краем глаза врач увидел блеск металла в замахивающейся руке. Хотел заслониться. Но внезапно в пьяном мозгу возникла абсолютно трезвая мысль: «Зачем? Да пошло оно все к черту!».

Глухой удар кастета оборвал ее.

* * *

Гроб был нетяжелым, двое гробовщиков, даже не сильно пыхтя, спускали его на веревках в грязную яму. Пятеро мужиков и две женщины, стоявшие по краям могилы, безучастно смотрели на опускающийся в недра земли деревянный ящик. Они не были родственниками, двое были соседями покойного, которые и взяли на себя расходы на похороны, ибо имели свои виды на освободившуюся комнату в общежитии. Остальных можно было с натяжкой назвать друзьями.

Внезапно над городским кладбищем разнесся длинный воющий звук сирены, к нему присоединился второй, третий, четвертый… Люди подняли головы. На обрыве стояли в ряд десять машин «Скорой помощи» с включенными мигалками, а возле них замерли фигуры людей в зеленой форме, неподвижно стоящих и глядящих вниз.

— Чего это они? — опасливо поинтересовался кладбищенский бомж Леша, на всякий случай, отодвигаясь от ямы.

— «Скорая». Своего хоронят. Хороший врач был, — ответил ему Витёк. — Сам его знал, будь земля ему, горемычному, пухом.

Бригады стояли молча, под громкий разноголосый вой сирен, не обращая внимания на недоумевающие взгляды водителей проезжающих мимо машин и посетителей кладбища, на отчаянные вызовы диспетчера по рации и вибрацию лишенных голоса сотовых. Только Рита громко плакала, прижавшись к водителю Саше, механически гладящему ее по голове и угрюмо смотрящему в землю.

«Скорая помощь» прощалась с врачом Ильинским Борисом Ивановичем, получившим свой последний в жизни вызов, при обслуживании которого не бывает задержек.

В запертом на ключ кабинете заведующего подстанцией Тарас Осипович, вытирая текущие по морщинистым щекам слезы, пил водку из горла бутылки, с ненавистью глядя на желтую бумагу кляузы, где стояла его собственная виза «Разобрано».

* * *

Сидя в натопленной до духоты комнате, Надежда Кукушкина в третий раз перечитывала полученное по почте письмо:

«Уважаемая Марья Никитична!

В ответ на Ваше письмо (вх. № 134 от 01.02.2002 г.) администрация ССМП сообщает следующее:

— факты, приведенные в письме, были в ходе служебного расследования разобраны и признаны соответствующими действительности;

— фельдшер выездной бригады № 20 Данилина Р. С. получила выговор за нарушение правил медицинской этики и деонтологии, врач Ильинский Б. И. был уволен 19.02.2002 г. с занимаемой должности.

С уважением,

Главный врач ССМП Кулагин А. М.»

— Вот так, — с удовольствием произнесла Кукушкина, потирая толстые ладони. — Видишь, Машка, как надо?

Ее столь же пухлая дочка, стоящая за спиной, кивнула, потирая виски.

— Не кривись, не кривись! — прикрикнула мать. — О вас, обормотах, забочусь. Вадьке вот жилплощадь выбила, и тебе выбью. Ценили бы!

— Жарко что-то, мама, — произнесла дочка внезапно ослабевшим голосом. — Душно…

— Душно ей, — Кукушкина в четвертый раз принялась читать письмо. — А мне не ду…

Сзади раздался стук упавшего тела.

— Маша!!!

Девочка, издавая длинный мычащий звук, изогнулась на полу, закатив глаза к своду черепа.

— Доча, что с тобой?! Господи, да что же это?!

Тонические судороги сменились клоническими[35], и Маша заплясала на полу, расшвыривая табуретки. Изо рта у нее полетели брызги кровавой слюны, а носогубный треугольник стал быстро приобретать темно-фиолетовый цвет.

Кукушкина трясущимися руками набрала «03». Трубку сняли сразу.

— «Скорая помощь».

— Девушка, пришлите врача быстрее, моей дочке плохо!! Гагарина, тридцать девять, квартира пять!