Читать книгу "Тени школы Кейбл. Избранницы тьмы - Эбигейл Гиббс"

Эта сцена лучше всего описывала и мои ощущения: беспомощность, сострадание и безмолвие.

Именно Иглен увидел ее приход, это он предупредил нас в прошлом июне, что она — Героиня, и он же со все возрастающей настойчивостью заставлял нас действовать летом. Теперь, как мне казалось, мы знали почему. Вторая Героиня была в его измерении, но Иглен был слишком стар и мудр, чтобы вмешиваться в судьбу, по крайней мере так он утверждал, поэтому не пред­упредил нас о Виолетте Ли. Глядя на то, с какой искренностью и нежностью он относился к Отэмн, я все больше утверждался в мысли, что сообщил он нам о ней только потому, что слишком за нее переживал.

Мы рассказали ему то немногое, чего он еще не знал, а взамен попросили его вернуться, когда она проснется. То, что Иглен знал о жизни Виолетты Ли с вампирами, будет крайне важно для планирования наших последующих действий.

Именно об этом я думал утром, когда, сидя у постели Отэмн, кормил ее своей магией. Шел третий день комы, вместе со мной дежурил Эдмунд. Он принес с собой тяжелую книгу, как значилось на обложке, одного из номинантов на Букеровскую премию, но откладывал ее в сторону через каждые пару страниц.

— Неинтересная? — спросил я после того, как он в четвертый раз опустил ее на колени. Мне хотелось, чтобы голос звучал спокойно, но в нем все равно слышалась паника.

Он покачал головой и едва заметно пожал плечами.

— Отличная. Я просто не могу… сконцентрироваться.

Ему, казалось, не хватало слов.

Я понимающе хмыкнул. Мне не очень-то хотелось с ним разговаривать. Это было глупо, ведь Эдмунд рассказал мне о том, что связывало его с Отэмн, но его обеспокоенность все же не казалась мне оправданной. Наше поведение было во многом похоже. Он почти не уходил из примыкавшей к ее спальне гостиной (вчера он заснул там на диване), не разговаривал ни с кем, кроме прислуги, когда просил принести еды, и Алии, которая, по-видимому, была единственной, кто мог выманить его отсюда. Прошлой ночью я слышал, как она говорила моей тете что-то о «чувстве вины Эдмунда».

Все правильно, он должен чувствовать себя виноватым! — заговорил неприятный голос где-то на задворках моего сознания. — Он не уберег ее! Он должен был обеспечивать защиту от Экстермино! Его надо уволить!

Но я не стал слушать этот голос, потому что знал: источником его была ревность. То, как он осек ее на пляже, после того как она оскорбила меня, задело какие-то струны в моей душе. Я все еще видел, как он удерживал ее, обхватив на уровне груди. Как шептал ей что-то на ухо, будто целовал, и как в ответ она изогнулась, упираясь в него ягодицами… Было что-то первобытное в том, как она сняла маску сдержанности и стала кричать и ругаться на него с красными от гнева глазами…

Она нравилась мне такой.

— Она хотела умереть, — наконец пробормотал Эдмунд. — На моих глазах этот ребенок попытался совершить самоубийство. Такое не проходит бесследно, у меня внутри что-то оборвалось.

— Меня это убило, — просто сказал я. — Я умер бы вместе с ней.

— Не говори этого! — оборвал Эдмунд, впервые оторвав взгляд от нее и подняв глаза на меня. — Ты не понимаешь, о чем говоришь.

— Понимаю, — парировал я, спокойно глядя ему в глаза. — Я так сильно люблю ее, что не смогу без нее жить.

К моему удивлению, он рассмеялся.

— Ты еще совсем мало знаешь женщин, Фэллон. Вот когда тебе придется спать на диване, когда представительница прекрасного пола будет отказывать тебе в сексе и помыкать тобой, только тогда ты поймешь, любишь ли ее на самом деле. Приходи поговорить после вашей первой ссоры, возможно, тогда ты запоешь по-другому.

Я нахмурился и почувствовал, что сердце начинает биться быстрее. Я не потерплю, чтобы надо мной смеялись те, кто на нас работает, даже если это друзья.

— Я люблю ее!

Он откинулся на спинку стула.

— Знаю. И не представляю себе более достойного мужчины, чем ты. Только не смотри на отношения сквозь розовые очки, от этого никому не будет легче.

Я вздрогнул. Этот комплимент был для меня неожиданностью.

— Я… ну…

Я снова стал смотреть на нее.

Моя любовь сильнее, чем бытовые проблемы.

Я сжал ее руку.

Сильнее, чем думает Эдмунд. Мне все равно, что мы молоды…

В ответ она сжала мою руку. От неожиданности я чуть не подпрыгнул. Эдмунд поднял голову.

— Ее пальцы сжались!

Я сжал руку Отэмн сильнее, и она ответила мне.

Эдмунд, очевидно, почувствовал то же самое, потому что широко открыл глаза и, опрокинув стул, вскочил.

— Да, да, по-моему, она возвращается, — сказал он громким шепотом.

В ту же секунду двое врачей, которые дежурили здесь, подбежали и стали возиться с Отэмн, щупая ее и что-то проверяя.

— Отпустите ее! — внезапно резко бросил один из них, обращаясь ко мне и Эдмунду.

Мои глаза расширились от ужаса. Эдмунду тоже было явно не по себе, и мы вместе, не сводя взгляда с врача, разжали пальцы.

На всякий случай моя рука повисла в сантиметре над ее, а врач тем временем прижимал стетоскоп к груди Отэмн — пользоваться электронной аппаратурой они не могли, потому что, как только они подключали ее, передаваемая нами магия тут же выводила приборы из строя. Казалось, он слушал целую вечность.

— Сердцебиение такое же сильное, как и было. Думаю, переливание магии можно пока остановить. Но заклятие еще только начинает отпускать ее. Нужно ждать, пока она придет в сознание.

Я попытался мысленно связаться со своей семьей, но все они были отгорожены ментальными барьерами. Эту проблему решил Эдмунд, который выбежал в коридор и начал криками созывать всех.

— Силы небесные, можно потише? У меня голова болит.

Голос позади меня был скрипучим и напряженным, но я бы ни с каким другим его не спутал. Я бросился к ней и зарылся лицом в золотистые завитки, грязные, но по-прежнему мягкие и блестящие. Пусть и медленно, она тоже меня обняла.

— Прости меня, — произнес знакомый слабый голос.

Я только кивнул, а потом меня оттащили за рубашку.

— Фэллон, пусть она попьет, — сказал Эдмунд и передал ­Отэмн стакан воды, который она залпом осушила.

— Почему я еще жива? — спросила она, взяла еще один стакан и так же быстро уничтожила его содержимое.

— Вы непрерывно получали магию, словно это была капельница, — гордо ответил врач. — Никогда за всю свою карьеру я не сталкивался с состоянием, подобным вашему. Так что пришлось поэкспериментировать.

В ее глазах была решимость, какой я никогда там раньше не видел. Глядя перед собой, Отэмн начала подниматься и наконец села.

— Молодцы! — только и сказала она, словно хвалила ребенка.