Читать книгу "Один талант - Елена Стяжкина"

Где-то точно была у этого выгода. Что-то такое этот увидел и понял, чего не увидели и не поняли все. Было ясно, что этот наживется. Точно наживется. И при мысли о нем исчезало все респектабельное и светское. В горле застревал матюк. И хотелось позвонить и спросить. Но спрашивать первыми – чистое западло.

Он позвонил сам:

– Не, ну вы или поцы, или суки! Не устали ссать? Третью неделю какие-то гопники снимают с вашего дома флаг и вешают свой. Ну включите, блин, мозги. Поднимите наш, он такой синенький с желтеньким, если кто не помнит… Поднимите! По-хорошему прошу, потому что вы меня знаете… И завяжите узел, и обрежьте на хрен веревку. Это я все еще про флаг. А починим потом. Альпинистов вам пришлю… За небесплатно.

* * *

Папа говорил: «Дыши воздухом, девочка моя. Дыши воздухом. В “Твиттере” жизни нет. И людей нет. А тебе замуж надо». Папа сам дарил, а потом сам отбирал телефон. Кричал очень и топал ногами на весь мировой Интернет.

Она дышала воздухом. Всю зиму. Много дней вместо занятий в универе она дышала воздухом – варила кашу, разносила чай. А когда стали стрелять, то не чай. А раненых.

Несла на себе и дышала. Улыбалась папе мысленно: «Все, как ты хотел: в центре города, с мальчиком настоящим. В обнимку…»

Ей не было страшно. А папа, уже не ругавший телефон, кричал в трубку: «Ты не понимаешь, у тебя мозгов мало! Ты девочка еще! Не ходи по улицам. Не ходи… Они будут убивать. Они злые…»

Те, кого она носила на себе, не были злыми. Могли бы стать, но не успели. В первый раз, когда она поняла, что это уже не парень, а просто тело, в животе стало холодно. Страшно. А потом холод перешел в голову. И ясно было абсолютно: вот родина, вот люди, вот правда, вот ложь. И в правде могли быть чужие, а во лжи – свои. Важно только, чтобы и те и другие были живы. Чтобы разобраться, надо быть живым.

Теперь она писала в «Твиттере» не друзьям, а папе. Они часто ссорились понарошку, потому что папа научился тоже. Отвечать.

…Не боль, а удивление. Резкое удивление, в котором нельзя дышать. И много теплого. Много в эту зиму непривычно теплого. Как будто ванна. Как будто дома… Но ясность происходящего никуда не ушла. Она хотела успокоить папу, подколоть привычно тем, что в «Твиттере» таки нет жизни и именно поэтому… Но сил хватило только на два слова: «Я умираю».

* * *

В Великий пост исповедуются чаще. В этом году весна ранняя, много солнца. А прихожане – во грехах. Очищения просят перед смертью. Убивать боятся, умереть – нет. Ключница Мария замучила совсем и сама замучилась. Говорит: «Жизнь прожила хорошую, за все спасибо. А теперь вот до войны дошли. Танки на границе. Придут ли? Выстрелить, батюшка, в них не смогу. Так выстрелить, чтобы убить и дальше жить, – не смогу. Потому что вроде свои же, русские. Но и землю им отдать тоже нельзя. Подорвусь если с какой гранатой на поясе, чтобы и танк, и я, и не видеть после ничего… Грех ли это?»

Отец Петр вздыхает, осеняя себя и Марию крестным знамением. Говорит: «Бог управит. Управит. На Него уповаем».

Март 2014.